Я – твоя женщина! - стр. 9
– Ты скажешь? Молодец! Придумал! Он скажет! – Смирнов все время ходил взад-вперед, брал вещи, перекладывал их с места на место и никак не мог успокоиться. Потом внезапно сел напротив Гарова, широко расставив ноги, оперся на колени. – Лады! Ты. Едешь. В Моздок. Завтра.
Так Гаров совершил поступок, который стал определяющим всей дальнейшей его судьбы. Малкович никогда не забывал тех, кто ему помог.
Из Моздока новоиспеченные знакомые вернулись в комендатуру «Северного» вдвоем. Радости Малковича не было предела. Гаров тоже был счастлив, что дело «выгорело». Их безудержный оптимизм передавался всем окружающим. Сама собой появилась на столе вагончика бутылка «Столичной», икорка красная, балычок, сало. Светлана начала энергично хлопотать: то хлеб порежет, то рюмки где-то нашла – сбегала выпросила у общежитских. Вот наконец-то сели. Одним из тостов, конечно, помянули погибших товарищей. Помолчали. Поговорили. Под шумок зашли две «декабристки» из общежития. Присоседились. Малкович за словом в карман не лез – обаял всех. Появилась еще бутылка водки. Следом – другая. А потом – часа в три ночи – мужья «декабристок».
Тут вдруг выяснилось, что одной из жен (а их вообще в общежитии было по пальцам пересчитать) нет. Исчез из-за стола и Малкович. Муж – лейтенант роты Пузанов – отправился тогда в свою комнату пожелать любимой супруге – блондинке с внешностью Мэрилин Монро, – эротических снов. Не обнаружив оной в кровати сладко спящей, он решил вернуться к оставленной компании. Возвращаясь, почувствовал нужду. Хотел справить на улице, но в самый последний момент передумал и свернул по коридору направо.
Ах, если бы, если бы он вышел на улицу! Но черт, или кто там есть, дернул его пойти в туалет с логичной буковкой «М» на двери. Открыв эту самую дверь, он уперся взглядом в чью-то широкую спину, загородившую окно. Вокруг нее обвились две голые ноги. Человек с широкой спиной часто дышал. Постепенно от ритмичных телодвижений штаны опускались все ниже и ниже.
Пузанову показалось происходящее любопытным. Скромностью он не обладал. Поэтому снова не пошел на улицу. Зашел в кабинку, сделал свое «мокрое» дело. В это время послышался счастливый женский стон. Веселый Пузанов, собирающийся рассказать об увиденном застольной компании, вышел. Хлопнула за спиной дверь. И тут он остановился как вкопанный.
Сумочка! Сумочка лежала на полу! Нет такой ни у одной из женщин в общаге. Сам ее покупал для жены в Питерском бутике. «Е-о-о-о-о! Так это она – там, в мужском туалете, на грязном подоконнике – с голыми ногами, обвившими чью-то спину!»
«Сука!» – пронеслось в мыслях, остро режущих голой правдой голову Пузанова. «Сука!» – сказал он вслух. «Сука-а-а-а!» – закричал во весь голос. Открыл дверь туалета, подошел к одевающейся жене. И, как бы не замечая Малковича, бросил ей в лицо: «Сука!». Резко развернулся и сосредоточенно зашагал в комендатуру.
На утро ночной инцидент облетел всех и каждого. Пузанов пожаловался другу Никишову. Никишов предложил обсудить дальнейшие действия Пузанова с Рыжовым, потом имел неосторожность сказать новость своей жене со строжайшим приказом никому сию тайну не разглашать. Та клялась и божилась, но дружба с Веркой ведь дороже… Так и пошло-поехало. Верка – Таньке. Танька – мужу. Перешептывания окружили кольцом семью Пузановых. Пузанов не стал долго ходить в роли обманутого му… ка. Подвез как-то секретаршу начальника УНР – длинноногую Оксану. В машине с ней и покувыркался, раз пять или побольше… Об этом снова рассказал Никишову. Никишов – Рыжову. Опять понеслось… Разводиться Пузановы не стали. Так потом и жили – изменяя друг другу, прощая секс на стороне и снова изменяя…