Я твой день в октябре - стр. 7
– Занятия через три дня. То есть, с понедельника, – объявил молодой преподаватель, отработавший в командировке блюстителем порядка и трудовой дисциплины.
– На, – подошла к Лёхе улыбающаяся Надя и с размаха воткнула в нагрудный карман его клетчатой рубахи бумажку. Она в другом автобусе ехала. – Это мой телефон. Сегодня и позвони. А то забудешь про меня за три дня. А так – поболтаем вечером. Не против ты?
Лёха не стал говорить, что в квартиру, которую мама, учительница, получила всего три месяца назад, через каких-то шесть лет ожидания в очереди городского отдела народного образования, телефон пока не установили. Тоже очередь приближалась. Он похлопал ладонью по карману и съехидничал мирно, с довольным лицом.
– А девичья гордость где? Я же сам должен был его у тебя выпрашивать. И, может, выпросил бы.
– Да я смотрю – стесняешься ты, – Надежда взяла его за руку, подержала недолго. – А ты на других не похож. Придумал себе образ героя-победителя. Может, так и есть. Может, и не придумывал. Но ты добрый, смелый, скромный и какой-то настоящий. Ничего про себя не сочиняешь бравого, чтобы понравиться. Да и вообще, по-моему, всё равно тебе: понравился-не понравился.
– Это точно, – засмеялся Лёха. – Чего пыжиться-то? Понравлюсь таким, какой есть – это правильно будет. Не надо, значит, врать. Ни себе, ни тебе. Ладно. По домам. Позвоню вечером.
В обеденное время родители оба дома были. У мамы уроки на сегодня все кончились. А отец всегда дома обедал. Десять минут хода от редакции. Обрадовались, конечно. Мама поцелуями облепила и объятиями растормошила. А отец руку пожал, по плечу похлопал.
– Похудел-то, а! – взволновалась мама. – Будем отъедаться. Давай за стол.
– На занятия когда? – отец причесал свои богатые волнистые волосы. На работу собрался уходить.
– В понедельник, – Лёха откусил хлеб и ложкой прихватил горку румяной жареной картошки с луком.
– А вообще – нормально всё? Без эксцессов? – Батя задержался на пороге.
– Нормально, – Лёха чуть не подавился. Потому, что после этого слова почему-то высыпались и другие, для всех неожиданные. – Я там с девушкой подружился. Кажется, именно подружился. Причём, серьёзно и надолго, похоже.
– А мы её знаем? – почему-то дрожащим голосом спросила ошеломленная мама.
– Тебе, Люда, зачем её знать? – отец усмехнулся. – Он дружить будет. Не ты. А мы скоро тоже узнаем. Русская она?
Лёха за это время сжевал толстый кусок ржаного и сметал половину сковородки с картошкой.
– Я откуда знаю? Фамилия вроде русская. Но сейчас русские фамилии и евреи имеют, и украинцы, белорусы. Альтова её фамилия. Ну да. Альтова Надежда.
Мама, Людмила Андреевна, охнула, прикрыла рот ладошкой и как-то слишком резко села, почти рухнула на заправленную, укрытую клетчатым покрывалом кровать.
– Мамочки мои! – вскрикнула она. – Это же самого…этого… дочка. Господи, прости нас, грешных.
– Людмила! – прикрикнул отец. – Сопли не распускай тут! И Лёху повернул за плечо к себе. – Ты знаешь, кто её отец?
– Говорила, что в обкоме каком-то работает. Вроде так. Лёха перестал жевать. Что-то в реакции родителей было болезненное и растерянное.
– Коля, объясни ему. Он не понимает – куда его задуло. – Мама приложила к глазам белый крахмальный платочек.
Николай Сергеевич, отец, сел на стул напротив сына.