Я твое ненастье - стр. 13
– Я бы хотела ее видеть каждый день. Но, наверное, вам этого не понять. – Тете настолько понравился собственный ответ, что она даже улыбнулась.
Ни Егор, ни Марина Аркадьевна не обращали на меня внимания, и я продолжала сидеть молча, пытаясь угадать следующий вопрос или ответ. Тетя проигрывала не только словами, но и мимикой, интонацией, жестами… Она явно недооценивала противника и пыталась навязать правила игры. Однако Егор не из тех людей, которых интересуют правила. Он из тех, кто одним ударом переворачивает доску с шахматными фигурами, перешагивает ее и идет дальше по своим делам, не оборачиваясь.
– Отчего же. Я тоже нуждаюсь в Дженни каждый день. – Егор оторвался от книги и улыбнулся. Такая улыбка вполне может заменить единственный патрон в барабане револьвера, когда двое, в качестве смертельного развлечения, выбирают русскую рулетку. Но тетя не тянула на противника, и Егор это понимал. – Мне тяжело расставаться с ней надолго.
– Вы забываете… Дженни не ваша родная сестра, – подчеркнула Марина Аркадьевна, угадывая издевку. Она наконец-то посмотрела на меня, будто желала убедиться, что я существую и никуда не делась.
– Меня мало интересуют формальности. Какой день для встречи вы выбираете?
– Послезавтра, в понедельник, будет вполне удобно. У Вики нет репетиторов, и девочки смогут подольше пообщаться. Двоюродные сестры и… И не видятся! Это меня бесконечно расстраивает.
– Вы совершенно правы, так не должно быть. Именно поэтому я сам привезу Дженни к вам в среду.
– В среду?
– Да.
Лицо Марины Аркадьевны сначала побелело, а затем покрылось красными пятнами. Я почувствовала ее растерянность, перемешанную с негодованием, и перевела взгляд на Егора. Вот теперь и он смотрел на меня, и в его глазах безошибочно читалось: «Ты – моя собственность, я никому не позволю протянуть свои грязные ручонки к достижениям отца. И если нужно, ты будешь находиться рядом со мной с утра до вечера».
– Но… – вырвалось из груди Марины Аркадьевны.
Однако к этому ничего добавить не получилось. Егор дал понять, что шансов переубедить меня больше не появится. Во вторник мы едем в опеку, где я официально соглашусь доверить свою судьбу сводному брату. Егору. И встречаться со мной в среду – бессмысленно. Тетя проиграла.
– Добрый день, – раздался царственный голос и, обернувшись к двери, я увидела бабушку. Она сняла траур, и это было первое, о чем я подумала.
«Да, меня так просто не отдадут», – пронеслась вторая изумленная мысль.
Бабушка выглядела так, будто только что поднялась с трона. Для общей картины не хватало лишь мантии и тяжелой короны, усыпанной драгоценными камнями. Высокая, худая, в длинном прямом платье благородного серого цвета, со старинным жемчужным ожерельем она производила впечатление женщины, давно разгадавшей тайну времени. И никто бы не сказал, что возраст бабушки близится к семидесяти. Аристократизм и ухоженность не то чтобы стирали годы, они делали их непонятными, путали цифры и отдаляли предположения.
Слегка вьющиеся седые волосы были уложены с художественной небрежностью, легкий макияж делал лицо свежим и невероятным образом прятал следы многодневной душевной боли. Хотя, нет, это сила духа не знала границ: бабушке требовалось в один миг перечеркнуть страдания, и она справилась с этим. И я догадывалась, что вытащило ее из глубокого траура – мысль о том, что единственная внучка, продолжательница рода, может покинуть этот дом.