Я тебя заберу - стр. 24
Сейчас все эти запрятанные мысли накрывают снежным комом. Рвутся из груди со всхлипами и плачем, как в первый год. Жгут нутро кислотой.
Хоть прямо сейчас садись в машину, отыскивай Шаталова и бросай в лицо все обиды.
Обычное желание для прежней Лизы. Такое же отчаянное, какой была та влюбленная девчонка. И запрещенное для Елизаветы Градской.
***
После часа в душе и литра пролитых слез приходит опустошение. Я уже не хочу никуда ехать. Не горю желанием рассказывать о жизни.
Чтобы не испугать Глеба опухшим лицом, протираю кожу кусочками льда. А когда кошмар наконец спадает, наношу легкий слой тонального крема.
Крашусь второй раз за день, но теперь не для публики. И не для мужчины, которого не ждала, хоть и чувствовала. А для самого главного человечка в моей жизни.
Едва успеваю закончить, Лена распахивает дверь и пропускает вперед своего подопечного. Пока Глеб снимает обувь, подруга внимательно осматривает меня с головы до ног.
— Что-то ты какая-то не такая. Студенты так ушатали, что пришлось днем душ принимать?
— Почти.
Я обнимаю сына. Спрашиваю у него, как прошел день, что больше всего понравилось. Всё как обычно. Слово в слово.
— Мам, ты правда не такая. — Глеб отстраняется и знакомым до безумия взглядом скользит по моему лицу.
От схожести перехватывает дыхание и начинают подрагивать ладони.
— Твоя мама, наверное, опять призрака видела... — Лена щурится.
— Призраков не бывает. — Глеб с деловым видом прикладывает ладонь к моему лбу.
Один в один как делаю я, когда подозреваю у него температуру.
— Тех, про которых в книжках пишут, не бывает, — соглашается Лена. — Но есть одна разновидность... Они вроде обычные люди, однако умеют исчезать, словно призраки.
Видимо поняв, что продолжать опасно, она подталкивает Глеба в его комнату, а сама садится рядом со мной на нашу полуразвалившуюся от вечных посиделок обувную тумбочку.
— У тебя тональник даже на веках, — шепчет тихо.
— Если бы могла, я бы в нем искупалась.
— Соврешь, что ничего не произошло?
— Ничего... — Прижимаю пальцы к губам. — Только я кончила, — вырывается с нервным смешком.
— Это ты с Шаталовым после лекции успела? — Глаза подруги становятся круглыми.
— После... — Прячу лицо в ладонях. — В ресторане. В приватной комнате.
— Охренеть, Градская!
— Но я сбежала. — Слабое оправдание. Даже звучит не очень убедительно.
— Круто. Значит, встретилась, кончила и прощай? — Лена качает головой. — Высший пилотаж!
— Такой высший, что... — Провожу подушечкой пальца по веку и показываю подруге след от тональника: — Вот.
— Да... Дела.
— Дура я, Лена. — Утыкаюсь лбом в ее плечо.
Лена моложе меня, нельзя вываливать на нее все свои «радости». К сожалению, делиться больше не с кем.
— Ты? Не знаю. Я сейчас почему-то вдруг подумала о другом .
Спрашивать лень, поэтому просто вопросительно киваю.
— Если тебя так прошибло, — продолжает Лена, — то представляю, каково сейчас ему.
— Жалеешь Марка?
В нашем маленьком королевстве женской солидарности такое впервые.
— Я?.. — Она неуверенно пожимает плечами, смотрит в сторону детской комнаты. Лишь спустя долгую паузу произносит: — У него красивая жена. Скоро будет ребенок... чужой, от донора. А судя по рассказам, крышу рвет именно от тебя. И со страшной силой! — усмехается. — Страшно подумать, что случится, когда Шаталов увидит тебя с Глебом.