Я тебя тоже люблю. Ромкины подарки - стр. 27
Голова кружится, колени подкашиваются от слабости. Зажмуриваюсь, чтобы не упасть.
– Все прошло замечательно, – низким приятным тембром заверяет меня наш спаситель. – Улыбайся чаще, у тебя красивая улыбка, Даша.
Роман касается большим пальцем моей щеки, ведет по коже, что-то стирая. Нежно, медленно. Распахиваю глаза, чтобы понять, что движет этим мужчиной, почему он мне верит и помогает, рискуя всем. Взгляд у него такой ласковый…
Я же грязнее Сашки!
– Не смотри, пожалуйста, у меня лицо в саже.
И вообще я… Не я.
Забылась…
Освобождаюсь от рук соседа, отворачиваюсь, тру щеки ладошками, но это же сажа! Она просто въедается в кожу, моментально размазывается и пачкает еще сильнее. Баба Стюра говорила, что сажа легче отмывается прохладной водой с мылом.
– Мы к себе пойдем. Спасибо тебе, Рома. Ты нас спас.
– Думаю, вам лучше остаться здесь. У меня тепло и практически безопасно.
Открываю рот, чтобы сказать, что это лишнее, ночевать у мужчины я никогда не буду и что подумают о нас соседи, как вдруг Саша испуганно восклицает:
– Опять дядьки приехали! – и тычет шоколадным пальчиком в стекло.
В ужасе отскакиваю от окна, хватаю кочергу.
Роман выглядывает на улицу.
– Нормально все, это свои, – рот растягивается до ушей. – Можешь больше не маскироваться. Подкрепление прибыло.
– Ты серьезно? – новая порция адреналина натягивает нервы до предела. – А если…
– Они – свои. Как в себе уверен. Не выдадут.
Мне бы его уверенность. Но и снять с себя все эти тряпки хочется до невозможности. Будто вместе с ними избавлюсь от преследователей и от страха потерять сына.
Роман торопится встречать гостей.
Бросаю кочергу на печку, подхватываю сынульку на руки.
– Давай-ка умываться, мой шоколадный мальчик, не будем больше гостей пугать, да? Дядя Рома сказал, эти хорошие.
Отмываю Сашу от шоколада, оттираю себя от сажи. В небольшом зеркале умывальника отражаются расширенные карие глаза с лихорадочным блеском внутри. Щеки жаром горят: то ли натерла, то ли от волнения.
Сметаю крошки со стола и пола.
Прячемся с сыном в дальней комнате.
Скидываю с себя многочисленные юбки и кофты, парик. Устала прятаться. Перед Ромой и его друзьями не хочется выглядеть огородным пугалом.
Дышать без тяжелых одежд становится легче. Привожу в порядок волосы.
Сердце из груди грозит выскочить. Сажусь к сыну на краешек кровати.
– Боишься? – Саша ладошками обхватывает мои щеки, заглядывает в глаза.
– Неа, – вру, чтобы не пугать ребенка.
– И я не боюсь.
Прижимаюсь губами к детскому лобику. Вдыхаю молочно-ванильный запах моей крохи. Хорошо, что сынок пошел на поправку. Помог грудной отвар соседки моему мальчику.
– Защитник мой! Я тебя очень-очень сильно люблю и никому не отдам!
– Я тебя тоже никому не отдам! – обещает сынок. Залезает мне на колени, обнимает за шею. Так и сидим, прижавшись, тихонечко, слушаем звуки извне.
Осматриваюсь, пытаясь отвлечься от нервного напряжения.
На этой кровати спит Роман. Я меняла здесь постельное белье, когда мы с баб Стюрой готовились к его приезду. Соседка попросила помочь, побоявшись, что сама не успеет. Не бесплатно, конечно. Я согласилась с радостью – лишняя копеечка не помешает.
Взгляд скользит по стенам. Пожелтевшие от времени обои в цветочек, тяжелые темно-синие шторы, тюль. Платяной шкаф с полотенцами и запасным комплектом белья. На боковой стене в рамках под стеклом висят черно-белые фотографии женщины и мужчины. Баба Стюра говорила, это Анна, ее покойная подруга, с мужем. Отдельно висят фото их детей и внуков – девочки-подростка и мальчика лет шести-семи. Наверное, Роман с сестрой.