Я тебя (не) помню - стр. 32

Олег Иванов, оперуполномоченный уголовного розыска.

31 августа

Я сидел и раскладывал бумаги в различные папки. Да, не так я представлял оперскую работу, совсем не так. Я думал, будут погони, засады и громкие дела. А вот о том, что вместо этого восемьдесят процентов рабочего времени будет состоять из заполнения различной документации, нам в университете почему-то не рассказывали, хотя учили, как пишутся всевозможные процессуальные акты, осмотры места происшествия, протоколы допросов. Пожалуй, мне стоило самому догадаться, что это и есть основа работы. Правда, если вспомнить, что из-за оставшихся двадцати процентов мне как-то пришлось месяц ходить на работу со сломанным ребром, стоило радоваться, что сейчас я был занят именно бумажной волокитой.

Я машинально провел рукой по шее, где еще не зажил след от удавки. Мы тогда отлавливали наркоманов, но один из них нашел меня первым. У меня успела вся жизнь перед глазами пронестись, пока один из сослуживцев не спас меня.

Я вздохнул. Все-таки в этой части работы хоть понятно, что нужно делать: все было просто и понятно, были мы и были люди, которых нужно найти и поймать.

Настроение было на нуле, разговор с подругой Сериковой ничего не дал. Единственное, что я понял, так это то, что подруга из нее была та еще. Впрочем, об этом мне еще Сериков говорил. Оказывается, в этой части ему можно было и поверить, сэкономил бы кучу времени. Коротова, конечно, обещала приложить все возможные усилия, чтобы найти свою подругу с малышкой, но вряд ли от этого будет хоть какая-то польза. Ей просто хотелось верить, что подруга жива. Как, впрочем, и мне.

По крайней мере, ответы на запросы в морги и больницы ничего не дали, и кинологи с собаками ничего не нашли. Ничем не помогло мне и отслеживание банковского счета Сериковой: карточкой после исчезновения она не пользовалась.

Да и с самим Сериковым возникли сложности. Когда я поинтересовался, на какие деньги он приобрел машину, он тут же заявил, что я не имею права за ним следить и, более того, на мои вопросы он отвечать не обязан, по крайней мере, пока не будет возбуждено уголовное дело. И только тогда я понял, что переборщил и от Серикова больше информации не будет. Хотя пользы от того, что он говорил, было и так немного.

У меня заканчивались идеи. Я не знал, что делать. Я виновато посмотрел на фотографию, где была изображена девушка, прижимающая к себе ребенка. Светлые волнистые волосы слегка спутаны, под глазами – синяки от недосыпания, но несмотря на это она улыбалась. Она не смотрела в камеру – лишь на ребенка, будто ничего другое ее не интересовало. Сериков пояснил, что забрал фото у девушки, у которой Наташа заказывала фотосессию. Мол, она не удержалась.

Я сделал глоток из чашки с уже остывшим кофе. Нужно было собраться. Версия событий у меня все-таки была. Совсем безрадостная версия, зато объясняющая многое: и откуда у Серикова деньги, и почему подруга Натальи запнулась, когда я спрашивал, хотел ли Сериков ребенка. Молодой отец попросту продал младенца, а потом избавился от жены, не согласившейся с его поступком. Такое уже бывало в нашем городе. Вот только как это доказать?

Дико хотелось выкурить сигарету, но курить в кабинете я остерегался из-за запаха, а курить в окно – тоже не выход. Последний такой заядлый курильщик отделался строгим выговором с занесением в личное дело. Ему банально не повезло: ему вздумалось покурить как раз в тот момент, когда к зданию подъехал шеф. Бедняга с перепугу и выкинул сигарету, а та упала прямо рядом с начальником. Шеф не растерялся, аккуратно положил окурок в файл, отвез на экспертизу и уже вечером на планерке чихвостил курильщика. Владимир Геннадьевич это умеет. Аргумент, что сотрудник курил вне здания, на шефа никакого влияния не оказал.