Я тебе его не отдам - стр. 21
Треск порванной блузки оглушил, а болезненное сжатие груди подорвало сердечную мышцу. Кровь с гулом неслась в голове, выбивая из реальности. Боялась потерять сознание и очнуться изнасилованной, не оказав сопротивления. В пяти метрах от меня находился Денис, но из-за звуконепроницаемой перегородки надеяться на него не было смысла.
Мычала, пытаясь хоть как-то достучаться до разумной частицы Славы, судорожно цеплялась руками за воздух, надеясь нащупать какой-нибудь предмет потяжелее. Бесполезное трепыхание, обессиливающее ещё быстрее.
Знаете о чём я подумала в этот момент? Как буду смотреть в глаза сыну. Видеть, обнимать, разговаривать и… помнить, что его отец сделал со мной. Это уже не погуляли и разошлись, не пятнадцать тысяч в стакане, не поигрался и забыл. Здесь всё шло к надругательству над личность. Конечно, я переживу, как говориться – отряхнусь и пойду дальше, но сколько лет мне придётся учиться доверять мужчинам снова?
Кажется, я уже сдалась, стала биться слабее, попыталась представить, что вижу всего лишь жуткий сон. Надо только закрыть глаза, и, как рекомендуют, расслабиться, и оно пройдёт быстрее.
Углубилась в уговаривание себя и не услышала появление Дениса. Хмельницкий отодрал Ростислава от меня, толкнул в стену и с остервенением впечатал кулак в лицо.
– Не смей трогать мою жену! – прорычал, замахиваясь для нового удара.
Горцев ответил, скалясь окровавленными зубами. Трясущимися руками стягивала блузу на груди и с ужасом смотрела, как мужики катаются по полу, отвешивая друг другу тумаки. Была бы эта заварушка на земле, я поболела бы за Дениса, но мы находились в воздухе, и кроме меня в салоне никого не было.
Мне бы забиться в уголок, порыдать о чуть не случившемся изнасилование, а я металась вокруг них, позабыв о начальной причине произошедшего. Если Горцев замочит Хмельницкого, то Вовка не справится с посадкой самолёта. Если Ден отмудохает Славика, то мы вылетим с работы с волчьим билетом.
Бросилась в свой закуток, истерично высматривая то, чем можно их отвлечь от кулачного боя. На глаза попалось ведёрко для льда с подтаявшей массой. Добавила туда воды и понеслась обратно. Откуда-то взялись силы и вспыхнула заново злость. На ней и держалась, когда выплёскивала содержимое ведра на голову несостоявшегося насильника.
Оба замерли, разлепились, поднялись на ноги, изрыгая ругательства. Сколько раз я слышала, что нельзя лезть между дерущимися мужчинами. Да много я всего слышала, что сегодня сделала наперекор. Какая теперь разница, если на одну глупость увеличится лимит.
– Разошлись! – рявкнула, вклиниваясь между ними и расставляя руки, чтобы оттолкнуть самых упёртых. – Совсем охренели?! Забыли, где находитесь?!
– Всё, малыш, разошлись, – выставил вперёд ладони Денис, успокаивая меня. – Иди к себе. Попей кофейку.
– И виски принеси, – открыл рот Ростислав, стирая рукавом кровь с подбородка. – Нарезочку, там, по тарелкам разложи, ананас красиво порежь.
Господи, они не собирались останавливаться и поэтому выгоняли меня. Ладно, Горцев залил в себя немеряно, но Хмельницкий трезв, как стекло. У него-то должны шестерёнки в мозгу крутиться? Он-то инструкцию и правила изучил похлеще таблицы умножения.
– Ананас тебе красиво порезать?! – перевела всю свою злость на обидчика. – Ты что творишь?! Тебе мало того, что ты сломал мою жизнь?! Из-за тебя я не поступила в институт, из-за твоих игр меня выгнали из дома, из-за твоей дури мне пришлось мыть облёванные полы в магазине, куда толпами ходили алкаши! Теперь чего добиваешься, Слав? Хочешь лишить меня работы, вернуть в поломойки? За что, Горцев? Чем я так тебя обидела, что ты крошишь в труху всё, что мне дорого?