Я, Тамара Карсавина - стр. 18
Брюнетке Вере Каралли, тогда цветущей и двадцатилетней, не выпадет такой удачи. Влюбившаяся в обольстительного тенора Леонида Собинова, она сбежит с ним, бросив «Русские балеты» во всем блеске их славы, навсегда оставив мне главную роль в «Павильоне Армиды». Перст судьбы указал на меня! Позже, вовлеченная своим любовником (на сей раз не Собиновым и не директором «Фигаро», а русским князем), эта многообещающая балерина в декабре 1916 года поучаствует в событии, потрясшем и Россию, и всю Европу: в убийстве Распутина.
Что касается Гастона Кальметта, вовсю с ней флиртовавшего, хотя она ни словечком с ним не обмолвилась (в том обществе мало русских владели французским, и еще меньше французов говорили по-русски), то именно он, в те времена все еще директор «Фигаро», приказал в 1912 году напечатать подстрекательскую статью против «Русских балетов», точнее – против поставленного и исполненного Нижинским «Послеполуденного отдыха фавна», возмущаясь «вульгарными выходками, полными животного эротизма и удручающего бесстыдства». Эти суждения не остались без печального влияния на моральный дух Нижинского и привели к ухудшению его отношений с Дягилевым. В 1914 году Кальметт после встречи с писателем Полем Бурже (который тоже бывал у Греффюлей) будет убит в своем кабинете – его застрелит из пистолета супруга министра.
За статьей в «Светском сплетнике», при всей легкости ее интонации, слегка завуалированной и такой французской, скрываются серьезные драмы – и можно поклясться на чем угодно, что ее автору они остались совершенно неведомы.
Сама хозяйка дома, очаровательная графиня, чье лицо отличалось точеными чертами, с колдовскими рыже-лиловыми глазами, томилась, поговаривают, в обществе своего ветреного мужа, предпочитавшего «тех дамочек, что прыгают на матрасах», обожавшего охоту и презиравшего «круг посвященных». Свою печаль она топила в обществе артистов. Ее подруга Мися Эдвардс (описанная как «игривая и пикантная», в «платье цвета мимозы, подчеркивающем ее округлости»), ставшая поверенной Дягилева и сыгравшая в его жизни решающую роль, напрасно кичилась тем, что она «королева Парижа», – это был не лучший период ее жизни. Ее муж, богатейший газетный магнат Альфред Эдвардс, изменил ей и пожелал развестись. Утешалась она с Жозе-Мария Сертом, молодым и даровитым каталонским художником, будущим декоратором «Русских балетов», но он женится на ней намного позже.
Михаил Фокин, балетмейстер (слова «хореограф» тогда еще не существовало) с безудержной игрой воображения, позднее признается, что невыносимо скучал с Анной де Ноай, этой «без умолку стрекочущей» поэтессой с почтенным именем, создавшей первую в литературе премию для женщин «Фемина».
В тот же самый год, и в последний раз, Дягилев приказал чередовать оперы с балетами, и Фокину приходилось бороться, кричать, топать ногами, добиваясь, чтобы певцам и танцорам выделяли одинаковое время для репетиций, то и дело прерываемых стуком молотков и криками плотников. Действительно, монтировка декораций «Армиды» – с множеством перемен картин, с непомерно большим ложем, для которого пришлось даже воздвигать люк, с живыми баранами, которых частенько забывали в подвале в клетке, и с пресловутыми фонтанами, заливавшими колосники, – сильно задерживала дело.