Я стираю свою тень. Книга 4 - стр. 8

– Кальмеций, – предложила свой вариант Айрис.

– Что? Это как кальций, что-то про известковый налёт, а не про человека.

– Герикап.

– Айрис, ты вызываешь демона? Он уже во мне просыпается. У вас там нормальные имена бывают? Ещё несколько вариантов и я буду согласен на Джанбоба. Джанбоб Гордеевич звучит?

– Отвратительно звучит. Ну почему такое простое дело вызвало у нас столько проблем?

– Михаил. В честь Михаила Аркадьевича.

– Нет. Михаил у меня ассоциируется с пожилым мужчиной. Нужно что-то юное, брызжущее энергией во все стороны.

– Модест?

– Да что тебя на какие-то странные имена тянет? Мы будто придумываем имя для планеты, на которой бесследно пропадают люди. Асметил?

– Метил? Ни в коем случае. Метил – яд, от него слепнут. Хотя удобно, первый сын Асметил, второй – Асэтил, третий Аспропил, и ничего придумывать не надо.

– Как я устала, Гордей. Согласна на любой твой вариант, кроме тех, от которых отказалась. – Айрис откинулась на спинку кресла. Халат распахнулся, оголив сочную грудь. Я плотоядно уставился на неё.

– Пока эта кормушка не для утех. – Она запахнулась.

– Вместо него должен был родиться я.

– Может, назвать в честь деда? – ни с того ни с сего предложила Айрис.

– Николаем?

– Х-м, Николай, Никола, Никас, Нико, Ник. У нас часто используют производные от этого имени. Если случится вернуться на станцию, то у малыша не возникнет проблем со сверстниками, смеющимися над странным именем. Я бы звала его Ником или Никасом.

– Бате понравится. Только давай, чтобы это было не одолжение, и не от усталости, а от души. Тебе правда нравится это имя?

– Да. Ещё мне нравится характер твоего отца.

– Да ладно?

– Серьёзно. Он такой прямолинейный, что никогда не ждёшь от него тайной подлости. Не нравится – скажет. Если не скажет, значит нравится.

– Это точно. Если молчит, значит доволен.

Наш малыш заворочался и запыхтел.

– А ну-ка, маленький Никас, иди к мамочке. – Айрис взяла его на руки и приложила к груди.

Тот сразу заработал как маленький насос, положив маленькую розовую ладонь на материнскую грудь. С этого мгновения сын для меня обрёл личность, у которой было имя.

Для нас с Айрис начался новый этап нашей жизни. Теперь нас было трое, и этот новый третий член семьи требовал столько внимания, что нам не оставалось его на самих себя. Изменилось всё. Айрис теперь не могла есть всё подряд, иначе у Никаса болел животик и он мог проорать всю ночь. Сутки делились не часами, а периодичностью стула нашего малыша. Айрис осматривала какашки со знанием дела, сличала с фотографиями из интернета и собственно по ним определяла, нужно ли беспокоиться о здоровье ребёнка или ещё рано. Своей капсулы у Никаса ещё не было. Его здоровье было целиком и полностью в наших руках и руках российского здравоохранения, а это вселяло определённые опасения и заставляло нас быть маниакально предусмотрительными.

Нас дважды навещали родители. Мать дала несколько ценных советов по обращению с малышами. Она показала, как надо выкладывать орущего ребёнка на животик, чтобы он избавился от газов. Сэкономила бы нам кучу времени, если б рассказала об этом раньше. Потом оказалось, что, лёжа на животе, малыш тренирует мышцы шеи и сможет раньше держать голову. Мой отец, как дед, имя которого носит внук, несколько раз брал его на руки, ходил с ним по дому, разговаривал, но каждый раз возвращал с одним и тем же комментарием: