Я, собачка - стр. 6
– Почему сразу пугаю? – заворчал Алексей. Он вел себя как папины друзья: добродушно тряс ее ладонь, улыбался не только ртом, но и глазами. – А что у тебя там за бумажка? – Этот вопрос прилетел прямиком к Марине.
– Да вот, – пробормотала она, выуживая из-за спины листок и разворачивая Ванечкиным лицом к Алексею, – тут мальчик потерялся. Я подумала: вдруг найду.
– Это дело, – согласился он, почесывая короткую темную щетину на подбородке. – Ты не пугайся только. Здесь такое нечасто случается, а если кто пропадает, то находится, это точно. Город у нас добрый, большой. Ангелина как-нибудь тебе тут все покажет. – Он кивнул на Бабочку, и Марина поняла: это ее имя. Красивое и необычное, как и она сама. В суматохе Марина и не подумала спросить у Бабочки, как ее зовут. Наверно, это было крайне невежливо. – Можете меня за компанию взять.
Раздраженный вздох Бабочки заглушили выхлопы машины, уезжавшей со стоянки. Люди, высыпавшие из стеклянной башни, спешили сбежать от нее. Они мерзли в коробочке остановки, усевшись на лавку, словно попугайчики на жердочку, бежали к автомобилям, но не по «зебре», а как они с Бабочкой – неправильно. Марина хотела бы вернуться сюда – все-таки она раньше не видела таких высоких зданий, – но позже и точно в компании взрослого. Возможно, даже Алексея, который сможет поднять ее на руки, высоко-высоко.
– У меня сейчас зубы застучат, – закапризничала Бабочка, сунув покрасневшие ладони в карманы. – По дороге поговорите.
– Прошу. – Алексей не стал спорить: отворил перед ней дверцу и, вежливо склонившись, пригласил внутрь.
Бабочка развернулась спиной, изящно уронила себя в пассажирское кресло и обстучала полусапожки, стряхивая с них, почти не запачкавшихся, потемневший липкий снег. Следом Алексей распахнул заднюю дверь перед Мариной и, взяв ее за запястья, помог влететь в холодное, пропахшее бензином нутро машины. Марина тоже хотела потопать, чтобы стряхнуть грязь с подошв, но немножечко не успела.
– Куда везем? – спросил Алексей, усаживаясь за руль. – К Геннадьичу?
– Пока что ко мне, – уточнила Бабочка. Марина видела лишь ее светлые локоны и очень пушистый воротник, который так и хотелось помять пальцами. Но оставалось только скинуть со спины рюкзачок и убрать в книгу листок с фотографией Вани. – У Андрея Геннадьича пока дела. У меня места хватит. – Бабочка выглянула из-за спинки кресла, улыбнулась своими розовыми губами и обратилась к Марине: – Ты, наверно, совсем голодная?
Марина о таком и не задумывалась: было некогда. Но стоило только вопросу прозвучать, как желудок запищал, словно щеночек, и Марине стало очень и очень стыдно. Она прикрыла живот ладонями, но тот не унимался, и даже урчание машины, вибрировавшей под Марининой попой, не заглушало этих звуков. Алексей захохотал, стянув с головы свой черный блин, и отер лоб тыльной стороной ладони.
– Голодная, – заметила Бабочка со знакомой интонацией.
Так говорила не мама и не бабушка. А многочисленные тети. Мама на них всегда обижалась, объясняя удивленной Марине, что такие замечания называются шпильками – ими люди колют друг друга, делая хоть и не больно, но ужасно неприятно. Раньше Марина не совсем понимала это, но теперь вдруг почувствовала себя очень и очень виноватой. Захотелось замотать головой, ответить, что она вовсе не голодная. Но воздух задрожал от голоса Алексея: