Я, собачка - стр. 3
– Вы не видели моего Ванечку? – вновь закричала она и полезла исцарапанными руками в маленькую сумку под мышкой.
Оттуда она выудила сложенную пополам фотографию, будто перечеркнутую толстой белой трещиной. Со снимка на Марину смотрел мальчик с большими, как у инопланетянина, глазами. Ей ой как не хотелось, чтобы женщина нападала на нее и, тыча в лицо безносым изображением, спрашивала о Ванечке, которого она видела впервые. Но почему-то женщина метнулась именно к Марине.
– Ва-анечку моего-о, – завыла она, – ма-аленького…
– Вы с ума сошли? – взвизгнула Бабочка, уводя Марину себе за спину. – Вы ее пугаете!
– Опять она, – раздался сбоку раздраженный мужской голос, после чего послышалось цоканье языком. – Сидела бы дома.
– Алеша! – шикнул на него голос женский, из которого во все стороны плескалось сочувствие.
Бабочка пошла дальше, брезгливо обогнув женщину в красивых босоножках. Марина была благодарна: она не любила криков, которых за последнее время в их маленьком домике, одном из множества маленьких домиков на улице, стало слишком много. К тому же мальчик с фотографии, разделенный на две половины белым заломом, пугал не меньше.
Обернувшись напоследок, Марина увидела двух широких мужчин в форме. Они выглядели квадратными из-за теплых шапок и наглухо застегнутых, будто обнимавших шею меховых воротников. Марине полицейские никогда не нравились – может, потому что она их почти не видела, а значит, не понимала, зачем они нужны. А вот папа, наоборот, постоянно смотрел на них в телевизор. Там мужчины в форме – не такие квадратные – расследовали запутанные дела, всякий раз удивляя и папу, и Марину. На вопрос, почему сам не стал полицейским, он всегда отвечал, что преступники однажды закончатся, а вот проводка – никогда. Папа чинил электричество, за это его все уважали.
Стеклянное здание, в котором Марина и не думала побывать, открыло перед Бабочкой свои двери и окутало теплом. Внутри было много места – и так же много людей, которые сидели на лавках и приросших друг к другу стульях, стояли у касс или просто болтали, пристроив локти на вытянутые ручки чемоданов и чемоданчиков. Потолок стремился вверх, будто пытаясь коснуться неба. Даже если бы Бабочка взяла Марину на руки, она бы не дотянулась до него и кончиком самого длинного пальца.
Шум стоял такой, что хотелось заткнуть уши. Здесь, в тепле, никто и не вспоминал женщину в красивых босоножках. Люди отогревались, расстегивали верхние пуговицы на своей теплой одежде. А еще – загораживали собою всё, кроме табличек высоко над головами, которые Марине было попросту неинтересно читать. И никто не спрашивал о Ванечке: ему не хватило места среди счастливых раскрасневшихся лиц.
– Давай билет, – попросила Бабочка, и Марина, разгладив грустный клочок бумажки, протянула ей.
Та скормила билет какому-то аппарату, и он раскрыл маленькие прозрачные двери. Бабочка вытолкнула вперед Марину и вышла следом. За эти несколько коротких секунд Марина успела не на шутку переволноваться: а вдруг Бабочка исчезнет так же, как Толстый Дядя; а вдруг ее, как и женщину в красивых босоножках, будут обходить и никто не захочет помочь. Но вот ладошки вновь коснулась теплая рука, и Марина расслабилась.
В кармане Бабочки ожила мелодия: запищали печальные скрипки, застучали дождевыми капельками клавиши пианино, после чего громом ударил барабан. Бабочка вытащила плоский черный прямоугольник, смахнула что-то пальцем с экрана и поднесла его к уху.