Размер шрифта
-
+

Я шагаю по судьбе - стр. 2

Вспоминается мне и другой случай. Уже из юности… Бежал я как-то вечером на последнюю электричку вдоль насыпи и споткнулся о бетонную плиту, лежавшую ребром. Рухнул на нее с размаха всей грудью. Чувствую: вдохнуть могу, а выдохнуть не в силах. Лежу на спине, вижу звезды… Второй, третий раз вдыхаю, выдохнуть опять не могу. Понимаю: легкие сейчас разорвутся. Снова у меня жизнь перед глазами проносится, как кинопленка на бешеной скорости. Собираюсь с силами и поворачиваюсь на бок, потом на живот. Все-таки встаю на ноги, резко приседаю и… легкие со свистом наконец освобождаются от воздуха…

Это не выдумано. В такие критические моменты за считаные секунды калейдоскопом пробегает вся жизнь!

В детстве одеты мы были так, что современные мамы и папы, наверное, ужаснулись бы. Когда мне было годика три, солдаты асфальтировали автодорогу на нашей улице. Вбивали вдоль дороги колышки с красными флажками. Помню, очень захотелось получить такой флажок! Подкравшись, ухитрился схватить один из них и кинулся наутек. Одет я был в платьице старшей сестры (в раннем детстве меня облачали порой в ее старые платья вместо рубашек, которых купить в селе было негде). И солдат погнался за мной со словами: «Девочка, отдай флажок!» Понятно, что далеко убежать от него со своим трофеем мне не удалось… Подумать только, почти 70 лет прошло, а всё еще отлично помню сердитый голос этого солдата и топот его сапог за спиной!..

Через дом от нас жила одинокая бабушка Мажорова. Мы – человек по десять! – к ней захаживали в гости. Каждый раз она нас угощала – резала черный хлеб, посыпала ломти солью, поливала подсолнечным маслом. Мы с огромным аппетитом уплетали это лакомство и подолгу играли потом в ее маленькой избушке с единственной комнатой и крохотной кухней.

Почти возле каждого дома, у заборов, стояли простенькие деревянные лавочки. На них любили сиживать соседки, иногда часами. Их развлечением было обсуждать внешний вид и моральный облик проходящих мимо… Мы, дети, копошились где-то рядом. Помню, бабушка Мажорова пошла за чем-то в свой дом и, вернувшись в слезах, сказала: «По радио объявили сейчас… Умер Сталин!»

И все женщины заплакали. Одна стала причитать: «Как же мы будем дальше-то жи-ить!..» Мне тогда и четырех лет не было, но готов и сейчас поручиться – это была неподдельная скорбь. Настолько в народе укоренилось сознание, что все наши победы и достижения связаны с именем Сталина, великого вождя, «отца народов»!

Сегодня, наверное, уже трудно поверить, что в таких поселках в послевоенные годы все жили примерно одинаково, по сути, у всех был один достаток. Конечно, кто-то из начальства получал побольше, но его заработок не сильно отличался от зарплаты простого рабочего. Да и с виду районные начальники почти ничем не выделялись из «простого люда». Все ходили в сапогах. Только у кого-то были яловые, у кого-то кирзовые, а у кого-то – просто резиновые. Начальник в непогоду мог щегольнуть в сером брезентовом плаще, когда другие выходили в телогрейках. Хотя и у начальника (у моего отца, к примеру) телогрейка всё равно была повседневной одеждой.

Единственное яркое отличие, пожалуй, состояло в том, что мой отец, принадлежа к «касте» районного начальства, имел костюм. Впрочем, надевал его и повязывал галстук от силы три раза в год: на 7 Ноября, на майские праздники и на Новый год. Поэтому костюму было лет пятнадцать, а он выглядел как новый.

Страница 2