Я сделаю это сама - стр. 32

- Барыню до кривого дома проводите, - ответила та.

- Эт мы мигом, - закивал рыжий. – А квасу дадите, тётушка Пелагея?

Получили квас и по куску свежего хлеба, и рыжий спросил:

- Эй, барыня, уже идём, да?

Была бы я настоящая барыня – взъелась бы на него, подзатыльник дала, или как тут у них детей воспитывают. А я только сказала:

- Идём, рыжий. Показывай. Звать-то тебя как?

- А Митькой, - сообщил он.

Также он сообщил, что лет ему семь, и что это много, потому что после зимы уже так свободно ходить по деревне не выйдет – приставят к делу.

- И к какому же делу? – мне представлялось, что такие вот дети должны в первую голову чему-то учиться, а всё остальное потом уже.

- Так сети же. Ставить пока не возьмут, а вот сушить, расправлять, чинить – непременно.

А также вынимать из лодки рыбу и чистить её, и постигать тонкости заготовки, а после – и ловли, и продажи, и всего-всего. Рыба здесь была, похоже, основным продуктом питания для всех на протяжении всего года. Хотя я наблюдала некоторое небольшое стадо, при нём был пастух – тоже мальчишка, но немного постарше этих. И уже знала, что у Пелагеи в хозяйстве, кроме двух коров, есть свиньи и куры, у кого-то, кто живёт ближе к речке, впадающей в озеро – утки и гуси, для них делали запруды. То есть – молоко, мясо, яйца. Перо и пух.

Надо ли говорить, что себя в роли владелицы коров, свиней и прочей живности я никак не представляла? Как жить-то, господи, пока вот Пелагея кормит, а что будет потом, когда она скажет – пора и честь знать?

А потом будет видно. Дом Пелагеи оказался не таким уж и маленьким – в несколько комнат, и печи – две, и огород большой, и хозяйство немалое, как она управляется вдвоём с Меланьей, я только диву давалась. Конечно, встают до зари, ложатся по темноте, и весь день крутятся. И девочка уже сейчас, в свои четырнадцать, или сколько ей там, хозяйка отменная, замужем не пропадёт.

Другие дома в деревне выглядели очень по-разному – и маленькие, и побольше. Я зацепилась взглядом как раз за маленький, но очевидно – ухоженный, такой – тоже с вышитыми занавесками, резными наличниками, навес над крыльцом тоже резной, красота – когда меня окликнул рыжий Митька.

- Гляньте, барыня, вон кривой дом!

И показывает куда-то за мою спину.

Я оглянулась – что? Вот это?

Передо мной возвышался… весьма большой дом. В два этажа, и ещё с какой-то мансардой наверху. На улицу выходили ворота с навесом от снега и рядом – калиточка, небольшая, закрытая. Впрочем, кажется, закрытая на задвижку, то есть – можно открыть и войти.

- Вот сюда, правильно? – спросила я у мальчишки Митьки.

- Сюда-сюда, барыня, всё туточки! – ещё и пальцем на калитку показал для уверенности.

- А почему же он кривой? – не поняла я.

Потому что дом был нормальный прямой, нигде не покосился – на первый взгляд.

- Так кто ж так строит! – сообщил мальчишка.

И был таков, только пятки босые засверкали. А я переглянулась с Марьей. Вообще да, дом выше и шире соседних, и участок под ним немалый, и постройки какие-то виднелись тоже. Кто-то строил с размахом.

- Идём, да? – тихонько сказала она, причём – не на том языке, на каком все они тут говорят.

И я этот язык, судя по всему, отлично понимала. А ответить смогу?

- Идём, - сосредоточилась, кивнула.

Вышло, ура. Да, если мы с ней вдвоём и рядом нет никого из местных, то совершенно нормально, что мы и говорить должны так, как привыкли.