Я сделаю это сама - стр. 29
Поэтому Анри велел доставить себя налегке и ближних в то самое Лиственичное – так называли поселение на местном языке. Сказали, это потому, что там растут лиственницы – такие странные ёлки, которые на зиму иголки сбрасывают. Холодно им, наверное, вот и сбрасывают? Но потом, пока шли на корабле вдоль берега, Анри повидал и множество других видов ёлок, он и не знал, что столько бывает. Более и менее колючие, с большими и малыми шишками, а уже здесь, выше по склону в часе пути от крепости, где лес кончается и только ветер гуляет, росли совсем дивные – низенькие, раскидистые, корявые. Наверное там, наверху, другие просто не выживают.
Корабль имел деревянный руль и тканый парус, и двигался еле-еле, и пришлось тому кораблю помогать. Кроме Анри, приличным воздушником были Жак Трюшон, ни минуты не сомневавшийся, отправляться ли с Анри на край света, и Асканио Нери, упёртый учёный, маг Ордена Сияния, что в Фаро. Этот твердил, что ему на роду написано путешествовать и открывать новые неизведанные места, и потом писать о них в книге. Вот и потащился в неизведанное, а книгу свою писал каждый вечер, где бы они не находились – волшебным пером, при свете магического фонаря.. Четвёртый ближний, камердинер Рогатьен, матёрый менталист, а пятый, мальчишка Северин – и вовсе некромант. И все они сказали – идём с вами, господин генерал. И по мере сил помогали кораблю плыть – потому что ветра тут как чёрт знает что, а не ветра, впрочем, их нужно попросту изучить, как давно сделали местные.
И всё было бы хорошо, но как известно – мир несовершенен. В ситуации Анри это несовершенство выражалось в том, что на том же корабле плыла в изгнание маркиза дю Трамбле с ближними дамами. Эту особу Анри, конечно же, знал, невозможно было не знать. Он хоть и нечасто бывал при дворе, но она умела заставить говорить о себе даже тех, кто не бывал при том дворе никогда. Даже трактирщики на дороге из столицы в Массилию обсуждали налог, который ввели потому, что маркизе дю Трамбле недостаточно бриллиантов, или войну, которую начали потому, что маркиза дю Трамбле нашептала что-то королю в ухо. Анри не понимал, как можно начать войну потому, что нашептала любовница, но его величество покойного короля Луи он понимал ещё меньше. Тот в целом мог быть разумным – всё же Роган, а не баран, но иногда Анри смотрел и думал – нет, баран. И маркизу Анри терпеть не мог – ибо жадная, склочная, вздорная и жуткая интриганка. То и дело с любезной улыбкой говорила гадости одним придворным про других, а к ней прислушивались – как иначе-то. Посредничала, если кто-то хотел встретиться с королём, и откровенно брала за это немалые деньги. При этом ухитрялась приятельствовать с королевой. Как она всё это проворачивала, не будучи магом – никому не ведомо, но ей удавалось. Двор делился на две партии – те, кто притерпелся и принял правила игры, и те, кто терпеть не желал. Анри был из вторых, и радовался, что дела службы позволяют быть в столице нечасто.
А потом король отдал богу душу, и маркиза не успела сбежать из столицы со всем накопленным имуществом. Едва выстрел во дворе Бастиона и трезвон в малых и больших столичных церквях оповестил верных подданных о кончине его величества Луи де Рогана, как к ней заявились гвардейцы принца Франсуа и препроводили в тот самый Бастион. Паршивое место, и наверное, ей там было нелегко. Но она живучая, такие вообще живучие. Она и на корабле нос драла дай боже, щурилась на всех и поджимала губы.