Я разные годы сближаю… - стр. 8
Работа была интересная, но всё же мы чувствовали себя здесь гостями, хотелось поскорее попасть на «свою» стройку. Уже стало известно, что вся ленинградская группа комсомольцев, а также ивановцы, будут направлены на строительство авиационного завода, которое намечено развернуть в 8—10 км от села Пермского.
Меня такая перспектива особенно обрадовала – ещё задолго до мобилизации на Дальний Восток я начал увлекаться авиационной техникой, поступил в Ленинграде на ОСОАВИАХИМовские курсы авиамотористов, и без отрыва от производства успешно окончил их, мечтал стать настоящим авиационным специалистом. Нам выдали тогда юнгштурмовки с авиационными петлицами, ремнями и портупеями, и я с гордостью щеголял в этой форме не только в Ленинграде, но и прибыл в ней и на Дальний Восток.
И вот такая радость – предстоит работать на строительстве авиазавода! Я считал, что мне очень повезло, и моя мечта уже начинает осуществляться.
Берёзовая роща
Наступил май, подули весенние тёплые ветры, и мы стали готовиться к отплытию на первых пароходах вниз по Амуру, как только река освободится ото льда. Мне пришлось плыть на пароходе «Карпенко». Это была довольно экзотическая посудина колёсного типа. Огромное гребное колесо было расположено за кормой. Наше путешествие продолжалось около 4-х суток.
Тихим и тёплым днём, пройдя без остановки село Пермское, где на берегу столпились приветливо махавшие нам люди, наш пароход «Карпенко» развернулся и стал подходить к левому берегу, у которого стояло несколько палаток и покосившихся бревенчатых избушек, были беспорядочно навалены ящики, мешки, бочки и толпились около сотни человек – те, кто прибыл сюда раньше. Совсем недавно здесь было нанайское стойбище Дзёмги, что в переводе означает «берёзовая роща». (Это название, кстати, до сих пор сохранилось за всем прилегающим районом города Комсомольска, как сохранились здесь и берёзы). Среди встречающих большое оживление. Ближе и ближе подходит наш пароход, и мы начинаем узнавать знакомые лица. Радость встречи охватила всех и на берегу, и на палубе. Завязывалась оживлённая перекличка.
– Коля, махорки привёз?
– Есть махра!
– А дроби не забыл захватить?
– А как, дичи здесь много?
– Топоры привезли?
– Ну, как тут таёжная жизнь?
Все толпились на правом борту парохода, навалились на перила, каждый хотел протиснуться вперёд. Саша Эренчак – он откуда-то с Северного Кавказа – перевесился вниз, крича и показывая что-то руками стоявшим на берегу, и вдруг послышался треск, перила не выдержали и около десятка ребят свалились в воду. Хохот, шутки. Говорят, с берега особенно забавно было на Сашу смотреть: неловко барахтаясь в воде, он взывал о помощи, хотя ребята на берегу знали – глубина в этом месте не более метра. Ему кричали с берега: «Саша, иди пешком», а он старался плыть, хотя видно было, что плавать не умеет. С тех пор и прозвали его «Сашкой Мокрым».
Наконец выбросили трап, и мы стали высаживаться. Свалив в кучу на берегу свои чемоданы и рюкзаки, начали выгружать с парохода бочки, ящики, тюки, различные материалы для стройки.
Пристань у берега Амура
На берегу по-хозяйски распоряжался человек среднего роста, с военной выправкой, зычным голосом и живыми добрыми глазами. На его груди красовались два ордена Красного Знамени.