Я разные годы сближаю… - стр. 4

С большой теплотой я вспоминаю Григория Пантелеевича Марченко, машиниста по сельскохозяйственным молотилкам, к которому дядя определил меня в ученики и который первый заметил во мне тягу к мастерству и вкус к металлу. Он был большим техническим авторитетом во всей округе, и его наперебой приглашали для ремонта и эксплуатации молотилок, приводившихся в действие паровыми двигателями, отапливаемых соломой. По тому времени это был сложный машинный комплекс, и я с благоговением и завистью смотрел на Пантелеича (так все звали нашего машиниста) и его помощника кочегара Костю Бутко, весёлого парня во всегдашней засаленной кожаной кепке, когда они ловко колдовали около работающей молотилки. Пантелеич допустил меня к машине. Конечно, лишь смазчиком, которому точно указаны дырки, куда нужно подливать масло, когда молотилка останавливалась на перерыв.

Павка. Это его самый первый в жизни фотопортрет, сделанный бродячим фотографом на кубанском хуторе.

Но я гордился и этой работой и, чтобы никто не сомневался в моей принадлежности к мастеровым, всегда старался быть страшно измазанным – с моей одежды буквально капало масло, и Костя Бутко по этому поводу шутил: «Если у нас кончится смазка, мы сможем хорошенько выжать Павлушкины штаны, и этого масла нам хватит на несколько дней».

Пантелеич был для меня своего рода техническим богом, Я с благоговением наблюдал за ним, когда он, положив руку на мотылявший кривошип работающего паровика и как бы проверяя его пульс, глубокомысленно выпячивал губы и кивал головой в такт взмахов кривошипа или, приложив ухо к стенке гудевшей молотилки, долго к чему-то прислушивался. Мне тогда казалось, что Пантелеич, как волшебник, ясно видит и слышит всё, что совершается во чреве урчащей молотилки.

Впрочем, и в округе Пантелеича считали магом и волшебником от техники, а он всячески поощрял такое мнение о себе. И выражался поэтому иногда как-то по-своему, глубокомысленно и немного вычурно. Например, он, чеканя слог, произносил: «алектричество», или вместо «подшипник» говорил «подчёпник», а слово «пыль» произносил через «и». Общая грамотность его была, видимо, на уровне церковно-приходской школы, но, несомненно, он был опытнейшим человеком в области сельскохозяйственной техники того времени. А самое главное – был очень добрым и отзывчивым человеком, о машине рассказывал охотно и просто, без «вычурности», и я его искренне любил.

Шёл тысяча девятьсот тридцать второй год. То было трудное, суровое время. В нашей стране широко развёртывалось индустриальное строительство. Главные трудности первой пятилетки остались позади. Уже вступали в решающую фазу строительства первые гиганты индустрии – Днепрогэс, Сталинградский тракторный, Магнитка, Нижегородский (ныне Горьковский) автомобильный завод и другие. А это в свою очередь усиливало всеобщий энтузиазм, особенно среди молодёжи, комсомольцев, которые стремились на самые трудные участки нашего строительства. Они были движимы не только высоким осознанием необходимости, но и романтическим пафосом, героикой строек, особенно в отдалённых и, казалось, экзотических местах.

В тот период стали много говорить о необходимости промышленного освоения нашей самой далёкой окраины – Дальнего Востока, а распространившаяся в начале 1932 году весть о предстоящей мобилизации комсомольцев на стройки этого края вызвала среди рабочих ребят много разговоров. Манили неизведанные дали, суровость и легендарность этого края…