Я разные годы сближаю… - стр. 11
Глино-плетнёвые бараки строителей. 1932—1933 год
…Промокшие и сильно уставшие, мы молча подходили к своему бараку. Кто-то пытается шутить, но увидев Сашино изнурённое лицо, серьёзнеет. Ноги кажутся свинцовыми, колени не хотят сгибаться, искусанная комарами кожа на лице, шее, руках распухла и болезненно зудит.
Спустилась на землю холодная ночь. В бараке, лениво потрескивая, догорают костры. На нарах, плотно прижавшись друг к другу, не раздеваясь, лежат люди.
Кончился наш трудовой день…
Мы – хозяева стройки
Шли дни за днями. Суровые и очень похожие один на другой. По утрам с первыми лучами солнца нас, казалось, едва уснувших, поднимал звон ударов о подвешенный кусок рельса. Позавтракав кружкой кипятка и куском засохшего хлеба, шли на разнарядку к десятнику. Работали весь день до захода солнца с коротким перерывом на обед. А вечером после скудного ужина, приготовленного на костре, сразу же – не было сил – укладывались спать. Хотелось скорее уснуть, но это не всегда удавалось. Давно немытое и искусанное комарами тело страшно чесалось, не давали покоя вши. Давно уже не стиралось белье. Стирать было некогда: по вечерам, когда кончали работу, быстро наступала темнота, а выходных дней мы не могли себе позволить.
Для нас это было пока что самое суровое испытание здесь, в необжитой тайге. Из всей массы комсомольцев, приехавших на стройку, сначала никто не выделялся своими настроениями. Всех влекла романтика неизведанного будущего, все испытывали искреннее желание поскорее включиться в работу, которую мы представляли в розовом свете.
И вот, столкнувшись с действительностью, так непохожей на наши романтические представления, одни откровенно струсили и дезертировали со стройки, другие, вроде Саши Эренчака, почувствовали свою слабость, но, испытывая ответственность перед комсомолом, решили подождать и посмотреть, «что будет дальше», третьи, которых всё-таки было большинство, реалистически оценили обстановку и энергично взялись за дело.
Срок, поставленный перед нами, – 9 месяцев – был совершенно нереальным. Это уже понимали и руководители стройки, и специалисты, да и мы это видели. Но приказ был дан, и его нужно было выполнять! В этих условиях высказывание каких-либо сомнений вызвало бы в коллективе разочарование, свело бы на нет тот боевой настрой, который был у нас. Вот и получалось, что первоначально ошибочный срок – само по себе явление негативное – помог мобилизовать весь коллектив стройки на активную самоотверженную работу. Но и разочарование, когда стало ясно, что сроки строительства нереальны, было тяжёлым. Его выдержал коллектив, который к этому времени сложился на стройке.
Мы понимали, что успех строительства зависит полностью от нас. Поэтому постепенно осознавали себя хозяевами стройки и всё больше и больше брали под свой комсомольский контроль ход работ на решающих участках: заготовка леса, строительство бараков и подсобных предприятий, подготовка площадки под заводские корпуса.
В те дни на нашей стройке родилось социалистическое соревнование. На берегу Амура, в только что открытой столовой под навесом, шумно проходило комсомольское собрание. Спорили бригады Гусева и Малышева – доказывали своё первенство. И тут к столу вышел бригадир Москалёв:
– Обязуемся выполнить задание на 140 процентов!