Я подарю тебе ребёнка - стр. 11

Ближе к часу объявляют кофе-брейк, народ спускается в кафетерий.

– Занимай столик, – говорю Олесе. – Тебе какой кофе взять?

– Я буду чай, – улыбается девушка.

Через пару минут ставлю на небольшой столик у окна две чашки и блюдце с круассанами. Сажусь и с наслаждением делаю глоток.

Олеся косится на мою чашку и с кисловатым лицом помешивает ложечкой свой чай.

– Так скучаю за кофе, – грустно говорит она и делает небольшой глоток чая без особого энтузиазма. – Особенно любила крепкий, горький.

– Решила отказаться? – поднимаю брови. Я так себя бы не смогла ограничить. Только не от кофе.

– Пришлось, – улыбается и опускает глаза вниз.

До меня доходит только спустя несколько секунд.

– Оу, поняла. Какой срок, если не секрет?

– Двенадцать недель, – снова улыбается и даже голос понижает, продолжая с придыханием. – Такая долгожданная, мы уже и отчаялись, а тут вот.

Когда Олеся говорит, у неё как-то особенно светятся глаза, и даже голос совсем другой.

– Свекровь говорит, надо скрывать и никому не говорить, чтобы не сглазили, а я вот удержаться не могу.

– Оно и понятно. Радость же, – говорю нейтрально, тщательно контролируя собственные интонации, а у самой першить за грудиной начинает. Странно, я ведь с этим справилась давно.

– А у тебя есть дети? – спрашивает Олеся без какой-либо задней мысли.

Но ведь откуда человеку знать? Она от души интересуется.

– Нет.

– Ну ничего, всё ещё впереди.

– Угу.

– Ой, время! – вскидывается Олеся. – Заболтались. Идём?

Мы убираем чашки на поднос и торопимся обратно в зал.

Дальше мне приходится силой возвращать своё внимание на занятие, потому что оно расползается и плывёт, словно в тумане. В груди свербит, отвлекая. Я понимаю, что это зависть. Отравляющая и токсичная.

Мне хочется оградить Олесю от себя. Некая суеверность во мне присутствует. Поэтому я отгораживаюсь эмоционально и стараюсь сосредоточиться на лекторе.

Конечно, с Олесей прощаемся достаточно тепло, насколько это уместно в рамках этой встречи.

В машине по дороге домой включаю музыку громче, как только оказываюсь за чертой города. Но грудь сдавливает неясная тоска. Хочется услышать родной голос.

Набираю маме, кусая губы в ожидании ответа. Мама долго не берёт, и я уже начинаю волноваться, когда она всё же отвечает. Голос бодрый.

– Привет, Викуля! Ты уже приехала? Я думала, будешь ближе к ночи.

– Я в дороге, просто соскучилась.

– Ой, осторожнее там, на телефон поди отвлекаешься.

– Я с гарнитурой, мам. Как ты?

– Да как! Весело тут у меня. Вот Галя приехала с внучей, чаи гоняем. Анютке уже почти четыре. Балаболит – слышать надо! Ой, Викуся, детки – так хорошо.

В точку, мам. В яблочко.

– Ладно, мам. У меня тут развязка сложная, – вру, стараясь, чтобы она не услышала, что мой голос внезапно сел.

– Пока, Викуся, осторожно там. Напиши, как доедешь!

Я отключаюсь, снова погружаясь в молчание и шум мотора. Даже музыку сейчас включать не хочется.

Тётя Галя, мамина сестра, однажды сказала: «Красивая ты у нас, Виктория, жаль, что пустоцвет»

Вот так вот. Пустоцвет.

Вроде бы и отпустила это, а иногда накатывает. Зернов разворошил, а я теперь слёзы губами ловлю.

Резко съезжаю на обочину и достаю телефон. Трубку берут уже на третьем гудке.

– Клиника «Импульс-мед», оператор Елена, слушаю.

– Добрый день, – говорю на одном выдохе. – Мне нужно записаться к Зернову Захару Леонидовичу. Чем скорее, тем лучше.