Я плету твою судьбу - стр. 10
— Я так понимаю, задаваться вопросом, почему из всех Ткачей с именем Таис вы вытащили меня, не стоит?
— Ты будешь удивлена, но таких нет. Ты действительно уникальна в своём имени, — иронично изогнув бровь, ответил Кэй.
А потом, выстроив все карточки жертв в ровную линию, принялся отдавать указания.
— Ультио, на тебе сбор сведений на всех этих граждан. Где учились, работали, с кем общались. Всё, что найдёшь в архивах и сети. Руби, Вэл, на вас вот эти трое. — Страж выделил тех, у кого я не нашла цветов. — Вполне возможно, что это всего лишь случайные жертвы, раз букетов из их судеб не плели.
— Букеты? — в недоумении вскинулась Руби.
А я закатила глаза. Ещё раз объяснять одно и то же у меня не было ни желания, ни сил.
Правда, мне и не пришлось что-либо объяснять. Присцилла, которая, по идее, уже давно должна была быть дома, влетела в брифинговую. При одном взгляде на пышущую гневом женщину становилось понятно: её вновь завалили работой.
— Кэй, это уже ни в один холодильник не лезет! Смотри, мне опять по вашу душу привезли. Молчит и не признаётся, кто её порешил!
Некромантка передала начальнику файл с делом и грузно плюхнулась на стул рядом с Руби.
— Может, тело слишком давнее? — сделал предположение Войнот и вывел проекцию карточки перед нами.
И вот тут мне по-настоящему поплохело. С мерцающего голубым светом файла на меня смотрело лицо той гадины, что периодически приходила ко мне в кошмарах. Беатрис Мордо, старшая матрона дома Порицания, в котором я провела всё детство. И та, из-за которой я вынуждена носить перчатки, не снимая.
Госпожа Беатрис Мордо никогда не улыбалась. Во всяком случае, за шестнадцать лет, что я провела в Доме Порицания, на её застывшем лице не проскакивало ни одной положительной эмоции. Порой мне казалось, что единственные эмоции, что доступны этой гадине, — лишь презрение и гнев. Первое она испытывала к Ткачам на каком-то подсознательном уровне. А второй — в моменты, когда лупила нас по рукам своей неизменной указкой. Матрона искренне верила в то, что мы плетём судьбы именно руками, и за любой проступок била с особой жестокостью.
Мои кисти покрыты шрамами, как тончайшим кружевом. Между средним и безымянным пальцами левой руки — и вовсе огромный уродливый след. Беатрис никогда не контролировала силу замаха, но в тот раз била с ещё большим остервенением. Раздробила мне кости. И если руку собрали по осколкам, то вот гладкость кожи медсёстры из приютской лекарской восстановить не смогли.
Глядя в застывшее лицо твари, которую и сама хотела удушить всё своё детство, я незаметно потёрла именно этот шрам. Сейчас передо мной лежала старуха, чьё лицо даже после смерти имело злобный вид. Будто бы все те эмоции, которыми пропиталась её жизнь, навечно отпечатались во внешности.
— Поделом тебе, — прошептала я.
И мне бы злорадствовать, ведь наконец-то отлились мучительнице слёзы всех деток-Ткачей, но вместо этого в душе царило какое-то выматывающее опустошение. За сегодня я видела столько смертей, что, кажется, каждая новая производила на меня всё меньшее впечатление. Ещё чуть-чуть — и я докачусь до чёрного юмора Присциллы.
— Всё настолько плохо?
Я вздрогнула от того, как громко прозвучал голос Кэя в тишине морга. Заняв место напротив, он раскрыл файл с делом Беатрис.