Я однажды приду… Часть IV - стр. 41
– Олег, передавай от меня привет Амиру.
6
Наступила напряжённая тишина, Глеб смотрел на меня тёмным взглядом, ничего хорошего не предвещавшим. А я уткнулась ему в грудь и прошептала:
– Глеб, ну Глеб, он должен понять, что шансов у него нет, никаких шансов. Я выбрала тебя навсегда, сама выбрала и добилась твоей любви. И ты должен это понять, не поддаваться на его провокации, он уже осознал, что ты не допустишь нашей встречи, поэтому и нападает, напоминает о себе, а заодно и тебя изводит. Амир должен узнать моё мнение обо всём, он же это мне доказывает, что он самый достойный теперь, в смысле самый сильный и всякое такое. Мне надо ему сказать, что он мне совсем не нужен, ни сейчас и ни когда-нибудь потом, что ему не обо мне думать надо, а о той, которую должен искать.
Глеб внимательно слушал меня, но взгляд оставался тёмным и напряжённым.
– Он услышит только меня, ты для него соперник, он воспринимает то, что ты говоришь только как информацию обо мне. Я для него интересная и полезная игрушка… не так, я для него надежда на будущее, которого у него и не было никогда – он всегда жил своим человеческим прошлым, он за него все эти столетия боролся, так правильно.
Замерла на мгновение, какая-то мысль никак не могла сформироваться, я даже головой помотала, чтобы эту мысль осознать.
– Амир же видит, какими вы стали все, только ошибается, думает, что это я, никак не понимает, что это вы сами такие, вы готовы уже были поменяться. Он свою сущность… он врос в неё, и она его теперь душит, и с дочерью из-за неё не может по-настоящему начать общаться, и жить хочет уже иначе. Только он всё это связал со мной, не понял, что он сам должен сначала измениться.
Олег задумчиво произнёс:
– Катя, это как с Аароном, только сложнее.
– Похоже ты прав, только Амир сам по себе значительно сложнее и страшнее своей болью.
Командор, наконец, вышел из своей мрачной задумчивости и спросил:
– Ты думаешь, если Амир увидит твоё… то, что ты сейчас наговорила, он сразу всё поймет?
– Не сразу, но зерно сомнения в нём уже прорастёт. Он слишком умён, он поймёт, я не просто так ему эту картинку посылаю, а ты её разрешил ему послать.
– Кровь.
– Да, Олег, кровь.
– Я…
– Глеб, я твоя, понимаешь, только твоя половинка, в тебе моя кровь, моя энергия, моя жизнь. И я тебе её отдала сама, это он тоже знает.
Взгляд Глеба посветлел, он повёл губами, и они образовали усмешку, жёсткую, решительную.
– Твоя кровь, энергия и борьба за любовь.
– Да, моя борьба за твою любовь.
– Моя.
– И твоя тоже, наша борьба за любовь. Чтобы он совсем всё понял, можно ещё что-нибудь добавить.
– Документ.
Олег что-то вспомнил, вскинул голову и посмотрел на командора, тот кивнул, и он исчез. Я вопросительно подняла глаза на Глеба и увидела ясную синеву и ослепительную улыбку – от удивления даже рот открыла, прикрылась вопросом:
– А какой документ?
– Катя, ты пугаешь меня своим умом и проницательностью.
– Вот-вот, бойся, а то думал, я только посудой могу кидаться. Запомни – страшнее женщины зверя нет, особенно когда она за свою любовь борется, попробуй только в сторону посмотреть.
– В какую сторону?
– Ни в какую.
Глеб какое-то время удивлённо смотрел на меня, потом вспомнил, что сам когда-то так мне сказал, и захохотал, обнял меня, чмокнул в макушку и, сквозь смех, произнёс: