Я обрёл бога в Африке: письма русского буш-хирурга - стр. 29
По окончании учебного медсанбата мы прошли практику в сказочном городе Таллинне, где светлыми июньскими ночами Иоэлит Пац водила меня по Вышгороду, а затем под сенью яблонь в саду своих родителей превращалась в библейскую Суламифь. «Будь моим Соломоном!» – жарко шептала она, прикусывая мочку моего уха. Я, как мог, старался обиходить её виноградник, но до библейского царя мне было далеко.
Год службы в разрушенном войной Кенигсберге пролетел незаметно благодаря могиле Канта, к которой на поклон каштановыми аллеями меня водила учительница русского языка и литературы Зарифа Бачакашвили. Здесь мне посчастливилось быть представленным известному всем служилым округа тех лет военному коменданту гарнизона под кличкой «Полтора Ивана»:
– Ликер («Старый Томас» – подарок друзей из Эстонии) разбить, сержанту – 15 суток!
На приобщение к славе знаменитых людей мне везло – в Ленинграде я был удостоен чести отсидеть 10 суток «губы «в камере, где сиживал знаменитый Валерий Чкалов». Но задолго до этого исторического события в строю первокурсников морского факультета Военно-медицинской академии им. Кирова я колотил матросскими прогарами по брусчатке ул. Лебедева у Финляндского вокзала и промысливал очередное письмо своей маме: «Дорогая мамочка, я не уверен, что стану профессором, но уж кандидатом-то наук я точно буду…»
Почти 90 % набранных в тот год слушателей военно-морского факультета составляли служащие (от рядовых до младших офицеров) армии и флота, из которых было четыре ленинградца и два москвича. Судьба в очередной раз продемонстрировала причудливость своих зигзагов: одним москвичом был я, а другим – Олег Терешенков, с которым четыре года до того мы начинали медицинскую карьеру в медучилище в Потешном переулке у Матросского моста на Преображенке.
Страна всё ещё наслаждалась хрущевской оттепелью, и мы жадно бросились в культурную жизнь Ленинграда. В БДТ у великого Товстоногова блистали Полицеймако в роли Эзопа («Лиса и виноград»), Юрский в «Горе от ума». Наши огрубевшие солдатско – матросские души млели от мягких голосов Майи Кристалинской и Эдиты Пьехи. Махмуд Эсамбаев своим «Портняжкой» заставлял мурлыкать «Фреликс» самых махровых антисемитов. Смоктуновский в роли князя Мышкина в спектакле «Идиот» открывался миру и нам. Лектор Вайкоп вводил нас своими удивительными лекциями в прекрасный мир классической музыки и балетных этюдов на темы Родена. Рецептор «Маленьким принцем» Антуана де Сент-Экзюпери возвращал нас в невинное детство. У каждого слушателя факультета был свой гид-провожатый во время таких культпоходов. Елена Тиграновна Джаракьян, «Джара», была гидом моей золотой ленинградской молодости.
В ленинградской ВМОЛА им. С.М. Кирова начался мой поход в Африку.
Неизбежность крутых перемен в жизни мне предсказала мама моего друга по курсу, Лёшки Закорина: «Слава, а ведь вы не остановитесь на академии».
Лёшкина мама была святой женщиной: ударами своих неутомимых пальцев по клавишам старенького «Ремингтона» она не только выбивала рубли на прокорм трёх сыновей, но и нечто разительное из Марины Цветаевой: «Не в первый раз в твоих соборах – стойла. Всё вынесут кремлевские бока».
Предсказание этой женщины воплотилось появлением в академии группы военных кадетов из Ганы – самой первой страны Африки, освободившейся от колониализма. Я продолжал изучение английского на курсах в доме офицеров и просто не мог упустить такой шанс для практического применения своих скромных знаний. Мы с посланцами таинственного континента подружились.