Я (не) твоя девочка - стр. 18
– Хорошее имя. Идем в кровать.
Филипп моргнул, заметил, что испачкал ее, отдернул руки и сжал кулаки.
– Ты иди, я еще посижу. Мне надо… подумать…
Вита ни о чем не спросила, но не ушла, села рядом с ним и прильнула к груди.
– Смотри, кто это у нас? – Софья приподняла младенца на руках. – Мама, да? Мама.
– Доброе утро! – сказала Вита, на этот раз искренне. – Пора кушать, маленький, проголодался?
Она села в кресло, приняла малыша у Софьи, освободила налитую грудь.
– Ай! – удивленно вскрикнула Вита, когда Тема жадно впился в сосок. – Ночь нормально прошла? Не кричал?
Софья отошла к пеленальному столику, усмехнулась:
– Спал как младенец.
– Ты не видела Филиппа?
– Он уехал еще до рассвета.
Вита нахмурилась, вспомнив, чем вчера, вернее, уже сегодня у них все закончилось. Нехорошее предчувствие только усилилось.
– Так, ты не переживай, а то он почувствует. Уже глазенки испуганно таращит.
Вита посмотрела на сына, увлеченно чмокающего губками, глазенки и впрямь были широко раскрыты. Надо успокоиться, взять себя в руки.
– О, вот и папаша.
Филипп стоял на пороге детской и смотрел на нее.
– Ты завтракала? – спросил он как ни в чем не бывало.
– Нет, сначала Тему покормить хотела.
– Тогда жду тебя внизу. Гостей выпровожу, и позавтракаем вдвоем, по-семейному, – Филипп усмехнулся. – Черт, не верю, что у меня семья есть.
Вита улыбнулась. В мягком утреннем свете, с рассыпавшимися по плечам светлыми волосами, в приспущенном с плеча платье и с младенцем у груди она была невыносимо прекрасна. Филиппа будто резанули ножом по сердцу, не имел он права на нее даже смотреть, не то что женой называть. Самый чистый и светлый образ – мать, кормящая ребенка, и не ему, Дьяволу, им любоваться. Все в комнате казалось таким правильным, нужным: и свет, искрящийся в волосах Виты, и младенец у нее на руках. И лишь он – лишний.
Филипп провел ладонью по волосам, прогоняя дурные мысли.
– Помочь тебе подарки разобрать после завтрака?
Вита удивленно взмахнула ресницами. Филипп усмехнулся. Да уж, не Дьяволу такие предложения делать.
– Да, – ответила она и подняла Темку, положив на плечо, чтобы срыгнул, беззастенчиво оставив грудь открытой. Такая естественная и правильная в своей непосредственности, что Филипп со всей ясностью осознал, если с ними что-нибудь случится, ему останется только пулю себе в лоб пустить.
– Девятнадцатый век, Франция, – прокомментировала Вита, вертя в руках полупрозрачную вазу с рисунком слона, балансировавшего на шаре, – мне кажется, или нам ее переподарили?
Филипп хохотнул:
– Можем тоже переподарить, если не нравится.
Они сидели среди коробок и разорванных упаковок, клочки разноцветной бумаги устилали пол.
– Не нравится. – Вита передала вазу горничной, приносившей все новые коробки и уносившей уже распакованные безделушки.
– Так, а вот за этот подарок кто-то получит по заднице. – Филипп достал из плоского прямоугольного футляра изумрудное колье. – Не люблю изумруды. А! Это не мне. «Самой прекрасной из невест», – прочитал он карточку, приложенную к подарку. – Примеришь?
– Потом. – Вита взрезала оберточную бумагу на огромной коробке, внутри лежал мягкий нежно-розовый плед. – Даже не смешно.
Но сама улыбалась, это было так нормально – распаковывать подарки вместе с мужем, так обычно и не похоже на их жизнь, что даже неудачная попытка преодолеть страх прошлой ночью забылась. Вита подозревала, что Филипп и предложил эту совместную распаковку, чтобы развлечь ее.