Я (не) согласна - стр. 17
Я невольно поглядела на их ноги – трое были босы.
- Зачем вам сапоги, тем более такие маленькие? – растерянно спросила я. – Они ж никому не подойдут!
- А зачем тебе двенадцать пар ребер и сразу две здоровые руки? – ласково спросил главарь, будто невзначай опуская на мое плечо тяжелую пику так, чтобы она задела щеку.
Я скосила глаза: оружие было совершенно тупое, но от того не выглядело менее опасным. Пришлось снимать сапоги, хотя их было жалко едва ли не до слёз. Руки у меня тряслись, и стащить сшитую по ноге обувь было нелегко. Я радовалась уже тому, что меня никто не торопил – а могли бы. Эх, жаль, что я не некромант какой-нибудь и не могу всерьез причинить вреда этим подонкам!
Тем временем мои новые знакомые выпотрошили мой мешок и нашли не только кошель и последний сухарь, но и подорожные бумаги. Я молча наблюдала, как мою еду втоптали в пыль, деньги пересчитали и посетовали, что серебрушек было мало. Запасную рубашку даже не стали перекладывать: забрали вместе с мешком.
- Степан Кириллович, вы только подумайте! – глумливо заявил наиболее грамотный разбойник, изучая мои бумаги. – Такой хухря и Степан!
А потом он ухватил мои единственные документы своими грязными пальцами и разорвал их напополам. И еще раз напополам. И еще – до тех пор, пока от них не осталось мелких клочков, разлетевшихся по дороге. Я глубоко дышу и считаю про себя до десяти, а потом и до тридцати. Это всего лишь бумаги, тем более фальшивые! Чтобы хоть как-то сдержать свое праведное негодование, я старательно запоминаю приметы разбойников: заявлю на них в полицию, а еще (когда-нибудь потом) отпишусь отцу. Будут знать, как леди Браенг грабить!
- Ничего сказать не хочешь? – угрожающе ухмыляется кривозубый главарь.
- Премного благодарен, господа, - церемонно склонила голову я, надеясь, что в голосе не слышно сарказма. – За целые ребра и руки.
- Ишь, вежливый, - хмыкнул разбойник. – Ну ладно, живи тогда. Кто к нам с уважением, к тому мы с лаской.
Они заржали, а я вдруг только теперь напугалась по-настоящему. Это не игра. Они сейчас могут сделать со мной всё, что угодно. И отца здесь нет – никто меня не защитит. Стиснула зубы, чтобы скрыть дрожащий подбородок, и молча смотрела, как они уходят прочь, действительно меня не тронув. Едва они скрылись из виду, я обессиленно падаю на траву и больно прикусываю костяшку указательного пальца, чтобы унять запоздалую истерику. Сегодня мне повезло, но так не будет вечно. Путешествовать в одиночку страшно не только женщине, но и одинокому путнику.
Позволив себе немного побыть слабой девушкой, я заставляю себя встать – надо двигаться дальше. Идти босиком сложно - я всё же изнеженная барышня, а не крестьянский отпрыск. Ступни колют мелкие камушки, незаметные в мягкой пыли. Солнце напекло затылок. Пришлось прикрыть голову большим лопухом, в изобилии произрастающим в придорожной канаве. Всё больше хочется заплакать от усталости и иррациональной обиды: за что мне всё это? «Или вперед, или замуж», - напоминаю я себе, но задора хватает ненадолго – даже солнце не садится еще, а силы кончаются. Очередной острый камушек под пяткой всё же выбивает слезы. Вспомнив все известные мне ругательства на трех языках и придумав парочку новых, я оседаю на траву, обещая себе, что отдохну всего пять минуточек – пока не пройдёт боль в пятке, но подняться уже не выходит. Измученные ноги ноют. Так я и засыпаю прямо на голой земле – в слезах и в обиде на саму себя.