Я не Монте-Кристо - стр. 28
В дом получилось войти тихо, никого не разбудив, ни прислугу, ни домашних.
— Иди за мной, — сказал Саломии и пошел вперед, не оглядываясь и не заботясь, успевает она за ним или нет.
С комнатой он угадал, поскольку первое, что бросилось в глаза, когда открыл дверь, был стоявший у входа чемодан.
— Вот, входи. Судя по чемодану, ты будешь жить здесь.
Саломия стянула с плеч пиджак и отдала Никите.
— Спасибо. Я согрелась.
— Спокойной ночи, Саломия. Предлагаю наш развод тоже отметить в «Макдональдсе».
— Надеюсь, это произойдет в самом ближайшем будущем. Спокойной ночи, Никита.
И закрыла дверь прямо перед его носом. Елагин вновь по неведомым для него причинам испытал необъяснимую досаду. Последнее слово должно было быть за ним, снова она его обскакала.
Вешая пиджак в шкаф, нащупал в кармане что-то твердое и вытащил желтого покемона. Покрутил в руках и щелчком отправил в угол, домработница выбросит. После душа он был уверен, что уснет, как убитый, но сон почему-то не шел. Никита смотрел в потолок, закинув руки за голову, и думал, как хорошо было бы сейчас прижаться к спине Марины: он помнил, какая она с утра нежная и теплая, и снова пожалел, что уехал. Ну не умерла бы Саломия от голода еще несколько часов.
А вот спать лучше одному. Семейная жизнь не для Никиты Елагина, и еще нескоро станет ему необходимой. Только почему, засыпая, ему привиделись длинные тонкие пальцы с каплей клюквенного соуса, к которой он тщетно пытался дотянуться губами?
***
Саломия быстро закрыла дверь своей комнаты, повернула защелку и совершенно без сил сползла на пол. Она едва дождалась, пока переступит порог и сможет отгородиться от Никиты. С чего она вдруг решила, соглашаясь на этот брак, что ей будет достаточно его видеть каждый день, находиться в одном доме, может, даже, иногда вместе пить кофе? Да это пытка самая настоящая, когда он вот так вот смотрит: непонятно, испытующе, будто рентгеном просвечивает.
Когда он прикасается, ее сразу в жар бросает, даже от самых рядовых прикосновений — взял за руку, придержал за локоть. А вспоминать, как он держал ее за талию, когда она чуть не растянулась перед ним, вставая с кресла, Саломия вообще без содрогания не могла — ее будто электрошокером изнутри ударили. Хорошо, он быстро ее выпустил из рук. А ей хотелось, чтобы не отпускал…
Она так скоро лишится рассудка, нужно срочно вернуться в привычную колею, когда Никита скользил по ней безразличным взглядом, равнодушно отмалчивался, не пытался шутить, а тем более — извиняться. То ли она привыкла, то ли включались какие-то внутренние защитные механизмы, но его холодность воспринималась намного легче, чем даже самые незначительные знаки внимания. Может, это потому что тогда она не начинала представлять, что было бы, если бы этот брак был настоящим, а главное, ее бы не мучила ревность?
Саломия никогда не влюблялась «по-взрослому», как выражалась Катька. Скорее, с ее стороны это был больше интерес, а отвечать на ухаживание, когда в сердце спокойно и тихо, не хотелось. Она мечтала влюбиться сама, влюбиться так, как пишут в книгах, когда хочется летать, и все вокруг кажется прекрасным и красочным. Только действительность оказалась другой.
Летать Саломии не хотелось совсем, а вот когда она представляла в руках своего любимого мужчины его девушку — ну и что, что та была раньше, до Саломии, — ей казалось, сердце сжимают невидимые тиски, и из него понемногу вытекает жизнь, ее жизнь. И все, что ей оставалось — ждать либо когда ослабнут тиски, либо когда жизнь по капле вытечет без остатка.