Я не чёртик! - стр. 10
Отказаться Зинка не успела, потому что Валерка уже выпалил:
– Обожаю какао!
– Я знаю… Пойдемте в столовую. – Валерия Андреевна мягко подтолкнула сына, а Зинка с удивлением подумала: «В столовую? А дома нельзя попить? Зачем тогда разувались?»
Но оказалось, что столовой в этом доме называют большую комнату, половину которой занимала белоснежная кухня. Во второй половине стоял у окна овальный и тоже белый обеденный стол с золотистыми завитушками, а в другом углу – черный кожаный диван.
– Посидите пока, – махнула рукой Валерия Андреевна. – В шахматы играешь? Валерка, тащи. И Машу позови.
Зинка заметила, как он весь скривился, но не решилась спросить – кто такая Маша? Может, еще одна собака, раз в этой семье всем дают человеческие имена? «Сейчас сама увижу», – решила она, наблюдая, как Валерия Андреевна насыпает в большие черные бокалы порошок растворимого какао.
– Зина, а что с ногой? – вдруг спросила та. – Я заметила, ты прихрамываешь. Это не Лорд тебя? А то твоим родителям стоит разобраться с его хозяином…
– Не. – Зинка сидела на самом краешке дивана, не решаясь устроиться поудобнее. Она не знала точно, как принято сидеть в таких домах. – Это у меня… травма была. Врачи сказали, что теперь так и буду хромать всю жизнь. Ничего не поделаешь!
Звон ложечки внезапно оборвался. Между диваном и столом было метров пять, не меньше, но Зинка всей кожей ощутила, что взгляд Валерии Андреевны стал другим. К этому было не привыкать: все взрослые начинали жалеть ее, стоило им узнать о болезни. От этого Зинке не становилось легче, но и злости она не испытывала. Ну вот такие они – взрослые! Почему-то им кажется, что ребенок, который чем-то отличается от других, так и ждет жалости.
«Но разве не все мы отличаемся друг от друга? – написала однажды Зинкина бабушка в одном рассказе. – Даже близнецы и то не бывают абсолютно одинаковы. Почему же лишь некоторые отличия считаются вытесняющими человека из числа “нормальных”? И жалость вызывает хромота, а не веснушки? Горб, а не кудри? Они ведь такие же приметы нашей исключительности…»
Эти слова Зинка запомнила на всю жизнь. Впрочем, она и раньше думала так же, только не формулировала так ясно, как бабушка.
– Родовая травма? – уточнила Валерия Андреевна.
Зинка охотно кивнула. Именно так она и отвечала тем, кто решался спросить. А горькую, как отрава, правду хранила в себе и не делилась ни с кем. Только в их семье знали обо всем, и этого было достаточно.
– Диагноз ты вряд ли помнишь, – проговорила Валерия Андреевна, глядя в пространство. Потом нашла взглядом Зинку: – Но это лечится? Операция возможна?
– Нет. Я ж говорю: так и буду хромать…
Зинка не позволяла себе печалиться, рассказывая об этом. Что толку расстраиваться каждый раз? Но Валеркина мама поежилась, и лицо ее приняло такое жалобное выражение, словно это ей предстояло припадать на одну ногу всю оставшуюся жизнь.
– Да ничего страшного, – попыталась утешить ее Зинка. – Я уже привыкла. Даже забываю иногда, что у меня короткая ножка! – и улыбнулась во весь рот, чтобы Валерия Андреевна тоже перестала бояться за нее.
«Надо же, хорошая какая, – подумала Зинка растроганно. – Только увидела меня, а переживает, как за родную».
– Наверное, тебе не стоит гонять с Валеркой, – протягивая сладко пахнущий бокал, заметила Валерия Андреевна. – Он-то не соображает еще, начнет тебя таскать за собой…