Я написал книгу - стр. 31
Ни АСТ, ни Олма-пресс, ни Лениздат, ни Азбука, ни Крылов, ни еще пяток, адреса которых я старательно выписал в библиотеке. Это не значило, что книги мои плохи, это значило, что их не читали и вообще за книги не считали. Ситуация для Россиянии вполне заурядная. Об этом мне потаенно сообщил Михаил Иосифович Веллер.
Вообще-то трудно найти более преданного литературному делу человека, нежели этот лукавый и самоуверенный, хочется даже сказать, тип. О, Миша был еще тот тип! Его рассказы вдохновенно читали в советских журналах и крупнейших издательствах, но дальше редакторского стола им было идти не суждено. Литературный народ корчился от смеха, но и только, а потом забрасывали его рукописи на пыльные полки и прикрывали пыльными красноармейскими шлемами.
Но время шло, наконец, каким-то чудом в Таллинне выпустилась его книжица «Легенды Невского Проспекта». И затряслась от смеха вся читающая в Россиянии аудитория. Мне не очень верилось, что после этого Веллер сделался растиражированным писателем. Сделался он таковым после другого: через него в издательское дело стали вливаться деньги. Уж, откуда у Миши эти деньги нашлись, вероятно, даже в доверительной беседе с прокурором не выяснится.
Другое дело то, что когда пришел его черед взлететь к звездам (уж какие это звезды, тоже тайна, может быть, кремлевские), у него был нехилый багаж произведений, созданных им в крайне стесненных в материальном плане условиях. Нельзя в творчестве останавливаться, если есть желание творить. В этом я с Веллером солидарен. От осознания этого я спокойно воспринимал невнимание к своей персоне. Просто не пришло пока мое время, вот и все объяснение.
Впрочем, мне некогда было заморачиваться с издательскими интригами, я был читателем Бостонского филиала «Библиотеки Национального Конгресса», как мне хотелось это называть. Я понимал, что бесконечно долго мой доступ к архивам продолжаться не может, скоро вычислят фиктивного Стриженного Попу и обрубят все концы. Обнаружат, что они, эти концы, идут в Россиянию, недоумевающего итальянского американца отвезут на Гуантанамо, будут пытать, а потом дадут пожизненное заключение без оглашения приговора. Все патриоты, кичащиеся своим патриотизмом, рано или поздно испытают разочарование.
Но мне было нисколько не жаль былого нашего бостонского агента, я даже не испытывал стыд за свое нелегальное использование чужого имени. А ля гер ком а ля гер, на войне, как на войне.
Бегая вечерами на лыжах, слушая после этого в гараже громкую правильную музыку, попивая холодное пиво, я преисполнялся оптимизма. Информация, сваливающаяся на меня из-под грифов «не очень секретно, но не желательно для массового доступа», позволяла браться за книгу о викингах, с которой, собственно говоря, я и предполагал когда-то начать свое литературное ристалище.
О чем писать, мне было уже понятно. Теперь Мария Семенова рядом с моим будущим произведением даже рядом стоять не будет. У нее свои норманны, у меня – свои. Мои – круче, потому что они – мои. Работать над книгой я полагал начать на следующем контракте в море. Это не говорило о том, что дома писать у меня не получалось, но я намеренно оставлял это право для сугубо рабочей обстановки: в условиях морской практики только творчеством удавалось поддерживать силу духа и силу воли. А дома можно найти иные занятия, которые мне бы помогали жить по моим понятиям.