Я, мой муж и наши два отечества - стр. 46
Снова в памяти моей ожили воспоминания: вдохновенный взгляд почти черных очей на худощавом лице, зачесанные назад густые черные волосы… Он самый интересный, самый благородный во всем мире – Чацкий, Онегин, князь Андрей… И он же Демон, такой страшный и такой влекущий… И мне вдруг показалось, что здесь, на Казанском вокзале, среди непрерывно движущейся в разных направлениях массы людей я вдруг увидела его собранную, летящую походку, его устремленный взгляд, зачесанные назад черные волосы. Я даже хотела крикнуть ему, но человек, напомнивший мне моего любимого учителя, тут же исчез, будто стал невидимым. Я огляделась вокруг и поняла, что стою у самого входа в ресторан. Даже не знаю зачем, зашла внутрь ресторана… А дальше процитирую запись из собственного дневника.
Эля Филипович, 16 лет. Сфотографировалась по просьбе тети Анечки Китицыной, 1951 г.
«6 июля 1951 г. …Билет я взяла уже к вечеру. Мне еще раз показалось, что я вижу Николая Степановича, и еще раз убедилась, что ошиблась. …Казанский вокзал очень красивый. Я осмотрела все залы и заглянула в ресторан. Я решила пройти к буфету, хотя денег не было… Вдруг меня окликнули: «Эля!» Голос знакомый. Его?! Померещилось! …Пошла дальше. Окликнули снова. Теперь уже в два голоса.
Николай Степанович и Мария Семеновна сидели за столиком, мимо которого я только что прошла. На их лицах радостное изумление. Я бросилась к ним… Потом сидела и что-то через силу жевала, хотя еще минуту назад была очень голодна. Я все удивлялась, радовалась, что это не мираж, что сидим мы за столом, и Н. С. говорит мне «Эличка» и ласково смотрит… Потом мы все втроем пошли гулять. Мария Семеновна, хрупкая, изящная, струнной походочкой впереди… А мы, будто пожилые, степенно сзади. У меня от нахлынувших чувств одышка сделалась, и я с трудом за М. С. поспевала. Говорили мы о Покровской школе, об общих знакомых, о моем будущем. Прошли всю Горьковскую, были на Красной площади, гуляли по набережной и все не могли наговориться… Когда спохватились назад ехать, был уже второй час ночи, и Н. С. взял такси до Казанского вокзала. Оно стоило 30 руб. Мне было очень стыдно, что я не смогла за себя заплатить сама, хотя Н. С. даже и не заметил этого.
Мы сели на свободной скамейке: я – по правую руку от Н. С., жена его – по левую. Вскоре Н. С. и М. С. стали дремать. А мне спать совсем не хотелось. Н. С. наклонил голову, и на пол упала его соломенная шляпа. Я ее подняла и положила себе на колени. Я как очарованная гладила шляпу и ужасно хотела коснуться его самого, гладить его черные волосы… А М. С. дала мне сторожить свою сумочку, раз уж я не сплю. Н. С. сидел, глубоко опустив свою прекрасную черноволосую голову. Тихо сидел. Даже дыхания не было слышно… Я смотрела и смотрела на него. Я его вбирала в себя глазами, чтобы хватило надолго. Спящий, он ко мне слегка приник. Я ощущала его тепло и боялась пошевелиться. Я только и желала, чтобы ночь эта длилась и длилась…»
Утро наступило грохотом переставляемых ведер с водой и неслышными тычками обмотанной мешковиною швабры в ножки сидений и в ноги сидящих на них спавших. Разом все в огромном зале зашевелилось. Проснулись и мои учителя. Николай Степанович вслух, будто про себя, тихо произнес: «Как же выросла! Русская красавица…» А Мария Семеновна, взяв сумочку, достала зеркальце, все, что требуется для наведения марафета, и стала усиленно охорашивать свое и без того красивое лицо. Николай Степанович готов был снова идти гулять по Москве, если я соглашусь, но Мария Семеновна сказала, что ей необходимо полежать, поспать, умыться… Узнав, что поезд мой только через два дня пойдет, Николай Степанович предложил встретиться сегодня же днем в 12 часов. А место встречи я сама назначила: музей изобразительных искусств, который в то время назывался Музеем подарков Сталину. Я уже там была позавчера, и мне очень было там интересно.