Я хочу большего - стр. 54
Лена, разумеется, уже давно успела нарисовать идеальный портрет своего мужчины и в рамки этого портрета втиснула Хигира, решив, что именно он – тот самый единственный – и что их встреча судьбоносна. А теперь ей пришлось лично убедиться в том, что возлюбленный – высокомерный эгоист, да и ведёт себя, как настоящий подонок. Но одновременно она жалела, что услышала их разговор, – расставаться со своими мечтами не хотелось.
А Настя нетерпеливо ждала своего отца с работы. Она то и дело смотрела на часы, ходила взад-вперёд и сочиняла гневную речь, уготованную обрушиться на старшего Ливанова. Настя даже не допускала мысли, что Алекс действительно мог не испытывать к ней ни малейшего влечения, не говоря уже о любви.
Они были знакомы с детства. Ему было тринадцать, когда родилась Настя. Антон Николаевич и отец Хигира дружили семьями, и Алекс был частым гостем у Ливановых. Потом он уехал в Германию к отцу на пару лет, Хигир-старший в итоге отправил сына учиться в Кембридж – от себя подальше. В свои двадцать семь, когда Насте было четырнадцать, он вернулся в Москву делать карьеру на государственном поприще и сначала работал под руководством Ливанова, поэтому хорошо знал семью своего непосредственного руководителя. К Насте он относился как к маленькой девочке, которую в юности когда-то нянчил. А вот она влюбилась в него без памяти, по этой же причине и поступила на юрфак МГУ. Сначала она скрывала свои чувства, но не могла не действовать, имея властный характер и желание получать всё и сразу: на третьем курсе не выдержала и призналась Хигиру в любви. В ответ Алекс просто посмеялся, сказав, что она ещё слишком мала. Обиженная Настя рассказала обо всём отцу, тот дал втык Хигиру, заставив извиниться и отказаться вежливо и категорично, без издевательств. Только Настя на этом не успокоилась и начала буквально преследовать Хигира, капризничать и устраивать сцены ревности, чем пугала его. Ливанов не раз предостерегал дочь, боясь безумных поступков с её стороны. А поскольку отношения у них были напряжённые, Настя не преминула обвинить отца в том, что именно из-за него Хигир не может посмотреть на неё другими глазами. С этой идеей фикс она и жила уже несколько лет, а слова Хигира и отказ в поцелуе просто взорвали эту бомбу замедленного действия.
Как всегда, Антон Николаевич вернулся домой около девяти вечера. Он громко крикнул дочери, что пришёл, и отправился прямиком в свою комнату переодеваться. Обычно они встречались за ужином, и даже если Настя уже успевала поесть, то всё равно спускалась вниз поздороваться. Но только не в этот раз. Не обнаружив дочери в столовой, Антон Николаевич немного подождал и поел один, а после направился к ней в комнату выяснить, что случилось, и тихонько постучал в дверь.
– Заходи, пап, – металлическим голосом процедила Настя. Она сидела на кровати спиной к двери.
– Здравствуй, дочка. Что с тобой? – забеспокоился отец и сел рядом.
Она повернула к нему своё лицо, на котором играли тени от настольной лампы, одиноко горевшей в тёмной комнате. От этого выражение лица казалось ещё более мрачным, а поджатые губы и чуть ли не безумные глаза вконец напугали Антона Николаевича.
– Дочка, да что с тобой? Ты не заболела? – бледнея, еле слышно выговорил он.