Я дам тебе тысячу. Дочь Колумба - стр. 6
– Ты специально поранила ногу?
– Люци… – вздыхаю я, закатывая глаза, но она крепче сжимает мою щиколотку.
– Ты же сделала это не специально?! Говори!
– Конечно нет! Если не веришь, спроси у Лукаса, я ободрала ногу на пробежке!
– Хорошо, хорошо, я верю тебе, Эли, не волнуйся, – Люция поглаживает меня по коленке и заклеивает ранку широким пластырем. Но теперь уже я не могу не волноваться.
Зверь, загнанный в самый темный уголок моего сознания, принимается нервно скрести своими когтистыми лапками грудную клетку. Только карточка Фабиана в руке и воспоминания о прошлой ночи не позволяют ему вырваться из сердца и проникнуть в самое мое нутро.
Глава 3. Целое с половиной
Мне было тринадцать, когда мама умерла. Наверно, то был единственный случай, над которым деньги не возымели власти. Ведь рак не выбирает свою жертву, иногда его не могут вылечить и все деньги мира.
Мои родители познакомились на острове Капри, когда им было восемнадцать. Папа отмечал мальчишник своего друга, мама прилетела из Швеции на каникулы с подружкой. Их встреча произошла на высоте тринадцати метров на кресельном подъемнике на пути к Монте Саларо. Папа спускался и фотографировал потрясающие виды Анакапри, а мама поднималась и попала в его кадр. Это точно была любовь с первого взгляда, ведь папа дождался маму внизу, а потом проник на катер, на котором она приплыла вместе с экскурсионной группой. Когда же гид прокричал о приближении к Фаральони ди Фуори, второму из трех скалистых сыновей острова Капри, у папы в голове уже был план.
Давняя традиция гласила, что, когда влюбленные проплывают под аркой, за века образованной в скале морем, нужно непременно поцеловаться, чтобы быть вместе навсегда. Собственно, это мой самоуверенный папочка и провернул, за что мама столкнула его за борт. Но при этом она улыбалась.
Они спорили всегда и обо всем. Спор приносил им обоим истинное удовольствие, ведь только друг с другом они могли по-настоящему отвести душу. Говорят, в споре рождается истина. Они называли своей истиной нас, своих детей. Ноя и Ноэль…
Мама подарила нам густые золотистые волосы идеального медового оттенка, а папа – загар истинных испанцев, веснушки и карие глаза.
Именно этими глазами я теперь наблюдаю за игрой солнечных бликов в воде бассейна. Карла полусонно вздыхает, а я лениво потягиваюсь и сажусь на шезлонге.
– Поверить не могу, что завтра в это самое время мы будем сидеть на уроках. Все, лето закончилось. Наше предпоследнее свободное лето, – Карла со скорбным видом прикладывается к бокалу персикового сока, в который мы, незаметно от Люции, подмешали игристого, чтобы получить Беллини. – Прокатимся ночью до пляжа?
Мои губы расплываются в хитрой улыбке. Карла продолжает:
– Спустимся к морю, напьемся вина, отметим окончание прекрасного лета… проводим закат.
– Проводить точно не успеем, папа устраивает ужин для какого-то друга и его деток, – я хмуро гляжу на расплывчатую полосу горизонта. – Сегодня вечером у меня, судя по всему, будет роль няньки. Но я постараюсь отвязаться от этой мелюзги как можно раньше. Надеюсь, спать они ложатся в девять. Тогда я спихну их на Люци. И пока она будет читать им «горшочек меда8», я сбегу.
На лице Карлы застыл практически нечеловеческий ужас. Она бы никогда не согласилась нянчить чужих детей бесплатно и добровольно. Но я не могу отказать папе. Не могу просить у него за это новое платье или босоножки. Так нечестно. Мы пережили необъятную потерю и теперь навсегда стоим плечом к плечу.