Я дам тебе тысячу. Дочь Колумба - стр. 21
Кажется, моя челюсть только что стукнулась о кроссовки. Я так ошарашена, что позволяю ему себя увести. Каетано ни слова не говорит в свою защиту. Когда спустя пару минут я оборачиваюсь, его уже нет на холме, вероятно, побежал в другую сторону, чтобы больше с нами не пересекаться.
– Что на тебя нашло, Лу-Лу?
– Пусть знает, что за тебя есть кому заступиться. И есть кулак, который начистит ему морду в случае чего. Он не может просто игнорировать тебя и питаться твоим разочарованием! – Лукас сердито встряхивает кудряшками и переходит на забавные подскоки.
Я обгоняю его и вешаю на шею воображаемую медаль.
– Спасибо, мой чемпион!
Мне бы стоило напомнить Лукасу, что я и сама могу постоять за себя. Но я снова этого не делаю. Лукас чувствует ответственность за меня перед Ноем. Они были лучшими друзьями, пока один из них не встал справа. И это был не Лукас. Чем старшее мы становимся, тем чаще я ловлю себя на мысли, что он помнит об этой детали так же хорошо, как и я. Это ужасно. Ведь он ни в чем не виноват.
Говорят, школа – это маленькая жизнь. В случае с Академией Вергара эту фразу можно толковать и буквально, ведь каждый день мы уезжаем оттуда не раньше, чем в пять-шесть часов вечера. Обязательные шесть часов лекций и минимум три часа внеклассной нагрузки, куда относятся спорт, чирлидинг, рисование, хор, театр и все иные способы выплеска подростковой энергии и агрессии.
Несмотря на то, что я все лето проплавала в море и бассейне, стоит мне пересечь порог школьного спортивного комплекса, я тут же понимаю, как соскучилась.
– Твоя задница стала совсем костлявой, смотри, чтобы купальник не порвался! – прилетает мне в спину, когда я изучаю расписание осенних соревнований на табло у женской раздевалки. Оборачиваюсь, чтобы лицезреть белоснежное веснушчатое личико со стервозно вздернутым носом и вытянутыми к вискам зелеными глазами в обрамлении выгоревших на солнце ресниц. Бледно-рыжие волосы собраны в небрежный пучок, из которого торчит карандаш, а тонкая верхняя губа подрагивает, не зная, озлобиться ей или улыбнуться.
– Тебе виднее моя задница, – очаровательно улыбаюсь я. – Обязательно скажи, если увидишь на моем купальнике дырку, ведь ты снова придешь второй.
Семь лет. Кажется, столько мы тренируемся вместе с Офелией Делука. Как только в каждой из нас заметили перспективы, достаточные для завоевания медалей, нас перевели в продвинутую группу. Затем выделили отдельные дорожки и часы для тренировок. После первого кубка Офелии по брассу среди юниоров провинции Аликанте и моей медали по кролю нам выдали гранты на тренировки с индивидуальными тренерами и всю спортивную амуницию.
Наши родители, безусловно, гордятся нашими успехами, но что-то подсказывает мне, у них давно имеются запасные аэродромы на случай нашего провала. Для Офелии, наверняка, греется местечко в каком-нибудь престижном британском колледже на факультете ценных бумаг и инвестиций, а меня папа будет терпеливо ждать в своем бизнесе. И это нормально, ведь из двоих детей у него остался лишь один.
– Гарсия! – рявкает Рамона Лопез, мой тренер, стройная широкоплечая испанка, десять лет назад представлявшая нашу страну на чемпионате мира. Ни в двадцать, ни в тридцать лет она не испытывала дефицита в ругательствах. Так что теперь весь бассейн в курсе, что мой кроль только что обозвали пляской обрюхаченной крольчихи. – Летом нужно было налегать на клетчатку, а не належивать себе бока в яхт-клубе! Еще чуть-чуть и твои бедра можно будет спутать с апельсиновой коркой!