Я была хорошей женой, но после развода буду плохой бывшей - стр. 8

— Ценность женщины в сорок пять — ее мудрость, — поднимаю взгляд на тестя. — Твоя дочь доказала сегодня, что у неё нет ни мудрости, ни элементарного чувства самосохранения.

Я резко снимаю обручальное кольцо и кладу его перед Александром Ивановичем. Тихий звон золота о стекло. Едва уловимый, но такой приятный. Я будто снял многолетние оковы.

Моя рука дрожит — не от волнения, а от бешенства. Я вновь вспомнил сочувствующие взгляды корейцев, которые, пусть и не понимали, о чем кричит Мирослава, но по-мужски осуждали ее истерику.

Восточные и азиатские народы точно знают толк в женской покорности и подчинении. Они не позволяют женам так кричать на мужей.

— Сейчас в нашем браке важна не любовь, — я подаюсь в сторону тестя, — а сдержанность и ум. Она не девочка, чтобы я понимал ее тупые вопли.

— Тебе тоже надо остыть, — тесть откидывается назад и закидывает ногу на ногу, — может, не помешает разбежаться по разным углам.

— Я не хочу быть с ней, — неожиданно говорю тихую правду. — Не хочу, — повторяю по слогам, — терпеть, искать компромиссы, игнорировать ее присутствие… Зачем? Может, ты мне ответишь?

Тесть хмурится.

Спасибо ему, что не пытается мне читать нотации о морали. Оставим эти пустые слова женщинам, которые почему-то в какой-то момент начинают считать, что их мужья должны их боготворить. Что их мужья — рабы в браке, а они — хозяйки.

— Пообещай мне, что не будешь с ней слишком суровым при разводе, — Александр Иванович поджимает тонкие губы.

— Если не будет чудить, — я встаю, резко отодвигая кресло.

Ножки скрипят по гладкому каменному полу.

— Я устал, — поправляю манжеты рубашки и галстук. — Наш брак с твоей дочерью исчерпал себя.

И я ухожу. К Божене.

Хочу почувствовать под руками ее мягкую кожу, вдохнуть сладкий запах и помять ее упругое тело.

— Будем верить, что ты не пожалеешь, — вздыхает мне вслед тесть.

Оглядываюсь и ухмыляюсь:

— Не пожалею.

6. 6

— Дамочка! Вы куда? — из-за высокой стойки в просторном фойе с высокими потолками поднимается мощная и грузная женщина. Ее голос режет воздух, как тупой нож. — Я вас что-то не припомню.

Сердце учащенно бьется под тонкой тканью блузки. Конечно. В каждом приличном жилом комплексе есть консьерж, который бдит за жителями и их гостями. Особенно когда муж специально предупредил персонал.

— Я в гости, — разворачиваюсь к женщине, заставляя уголки гуттаперчево растянуться в улыбке. — В сто сорок пятую.

Мраморный пол подошвой туфель неприятно поскрипывает, будто предупреждая: "Не ходи". Делаю глубокий вдох. В легкие врывается цветочный аромат диффузора - нарочито дорогой, как и все в этом проклятом доме. Жасмин. Или гардения. Точно такой же стоял в нашей спальне, когда Павел еще заходил туда.

— В гости, значит? — Консьержка медленно подплывает ко мне, массивное тело колышется, как желе. Такой даме и охранники не нужны. Она сама справится с нарушителями покоя элитных жильцов.

Губы сами собой складываются в презрительную гримасу. Конечно, она и ее коллеги получили ценные указания от моего мужа. "Особое внимание гостям в сто сорок пятую, Марья Ивановна. Особенно если это... женщины".

— И кто же вас ждет? — ее голос звучит слащаво, но в маленьких глазках — сталь.

Кровь приливает к лицу.

— Любовница моего мужа, но вы и сами знаете, кто живет в той квартире,— выпаливаю, и тут же кусаю язык.