Я буду первым, заноза - стр. 18

− Не твое дело, − отвечаю резче, чем хотелось.

Сказывается нервное состояние и присутствие Разумовского.

Вывожу из дома на крыльцо, где уже меня догоняет Глеб.

− Останься в доме, − прошу его негромко.

− Еще чего... Не отпущу тебя одну, − с подозрением смотрит на парня, стоявшего за забором.

Не стала спорить, себе дороже. Не обращая внимания на Глеба, иду к калитке.

Каждый раз, когда я приезжаю к бабушке, ко мне заходит Петя, наш сосед.

− Янок, привет. Давно тебя не было видно, − улыбка парня сходит на нет.

Замечаю, что смотрит Петя за мою спину.

− Привет, Петь... Да вот, экзамены были... – открываю калитку, впуская парня во двор.

− Баб Наташа попросила дров нарубить для бани, − поясняет Петя, сканируя Разумовского.

− Глеб, − представляется Разумовский моему соседу и даже протягивает руку. Петя недоверчиво смотрит на нее, и пожимает в ответ. – Любимый мужчина и будущий муж Яны. Думаю, помощь твоя не нужна, я сам нарублю дрова.

− Ладно, если так, то я пойду, − отступает к калитке сосед, мне же хочется, чтобы он остался и нарубил дрова. Не доверяю я мажорчику городскому, привыкшему к благам цивилизации. Но молчу. – Зовите, если что…

− Ариведерчи, − поднимает руку Глеб и поворачивается ко мне. – Покажешь, где дрова?

Иду на задний двор, показываю на кучу чурбаков и топор. Сама собираю с земли щепу для розжига, отношу в баню. Когда возвращаюсь, застаю картину маслом – Разумовский кхакает, замахиваясь, лупит по чурбаку со всей силы, загоняя топор в древесину. А потом вытащить его не может, скачет вокруг, исполняя африканские танцы.

− Да блиннн… − уже упарился весь, но чурбак так и не хочет отпускать топор.

− Может, Петю позвать? – предлагаю на полном серьезе, но получаю в ответ свирепый лазоревый взгляд. – А то у тебя вон, чуб вспотел даже.

− Я сам! Еще раз этого петуха вспомнишь… − угрожает. Но вот не озвучивает, чем угроза закончится.

− Ну−ну… тогда сам давай, − устраиваюсь на бревнышке, поправляя сарафан, достаю из кармана горсть семечек. Спектакль обещает быть интересным и долгим. – Ты только ноги себе не отруби там, «любимый мужчина и будущий муж Яны».

Когда мне надоедает смотреть на тщетные потуги Разумовского, я начинаю давать советы.

− Подними чурку за топорище, переверни и жахни обухом об другой чурбак.

− За что поднять? Нормально можешь объяснить, что за слова такие? – встал, руки в бока упер.

− Это топорище, это обух… а это чурбак. Подними… и жахни этим, об это! Что непонятного?

− А… понял!

Дело пошло, пришлось даже отойти подальше. Но у спектакля оказалось второе действие, и началось оно возле печки в бане.

− Зачем ты насовала этот мусор в печь? – вытаскивает щепки и складывает в топку поленья.

− Это не мусор, это для розжига. Поленья сами не загорятся. Я сто лет баню топлю, послушал бы хоть, − ворчу, снова вытаскивая деревяшки и складывая щепки.

− А мы сейчас бензинчиком и все прекрасно загорится.

− Вот свою баню построишь, тогда и бензинчиком… и не будет бани. А в моей я сама разберусь. Иди отдыхай. Ничего не умеешь, а лезешь…

− А Петя твой умеет?

− Умеет!

− За него замуж собралась?

− Да и хоть бы за него! – мы стоим друг против друга, уперев руки в бока и сверлим друг друга свирепыми взглядами.

Обмениваемся колкими словами, стараясь ужалить побольнее. Он укоряет меня в том, что я до сих пор не имела дела с мужиками, будто это позорно. А я не выдерживаю и леплю все, что думаю о его похождениях.