Размер шрифта
-
+

Я буду любить тебя все лето - стр. 8

Он увидел Свету, стоящую у окна, окна, из которого наискосок падал солнечный луч, ярко высвечивая ее. Она вся, как будто была соткана из этого света. Касьян наблюдал за ней. В этот момент ему показалось, что он мог бы смотреть на нее всегда, это и могло быть понятием вечности в краткой человеческой жизни.

То, как она поправляла платок на голове и выпадающие оттуда непослушные пряди пшеничных волос, то, как молилась, смотря в глубину того, чего Касьяну не дано было видеть, все это было настолько невообразимо и притягательно красиво, что не хотелось отрывать глаз. Света стояла сбоку от него так, что он мог рассмотреть ее точеный профиль, будто искусно вырезанный скульптором, чей талант был дан свыше, если это свыше действительно существовало бы.

Касьян все смотрел на девушку и думал, неужели она действительно верит во все это, неужели она действительно молится искренне, со всей душой. Пока он думал об этом, она кинула взгляд на него, и тут же отошла за какую-то полную женщину так, что Касьян больше не мог ее видеть. Он закусил губу, чувствуя раздражение и желание выйти отсюда. Ему было очень душно, и глоток свежего воздуха казался не такой уж плохой идеей. Какое-то время он боролся с этой мыслью, но она неотступно преследовала его до той поры, пока он не сдался. Касьян медленно пробрался к выходу, и, наконец, вышел из храма. Неожиданно он увидел Свету, сидящую на скамейке и плачущую. Всего секунду Касьян колебался, ведь он не планировал подходить к ней сегодня, но ровно через секунду решительно направился в ее сторону.

– Почему ты плачешь? – как можно более мягким голосом спросил он, протягивая платок, который всегда находился в кармане его праздничной рубашки.

Она подняла на него свои голубые, прозрачные от слез, глаза и молча взяла платок. Их руки на мгновение соприкоснулись. Касьян оторопел, поразившись своим мыслям, странное направление для данной ситуации. Ему бы думать, как утешить сейчас девушку, подобрать нужные слова, защитить от всего плохого, грязного в этой жизни. Но, прикоснувшись к нежной коже ее рук, Касьяну захотелось утешить ее совсем по-другому. Он прикрыл глаза, а когда открыл, то мог смотреть лишь на голубой, цвета безоблачного неба, платок на ее голове, чуть сбившийся назад. Странное наваждение, охватившее его, испарилось, но он все еще чувствовал стыд от картин, пронесшихся перед ним.

– Спасибо, – наконец, сказала Света, держа платок в ладони, – постираю и потом отдам.

– Не нужно. Так, почему ты плакала? Настолько печальная служба?

Девушка удивленно посмотрела на Касьяна, ее красиво очерченные брови взметнулись вверх. “Свои брови”, – отметил при этом Касьян. На ее лице вообще не было и следа косметики. И от этого казалось, что ей лет пятнадцать, не больше.

– В жизни есть моменты, когда хочется плакать. Сейчас один из них.

Он взглянул на нее, как будто видел впервые. Касьян заметил ее боль, незнакомое ему горе, и вдруг понял, что ему просто необходимо убрать все это из нее, выкорчевать, сжечь. Он совершенно отчетливо захотел видеть ее смеющуюся, и чтобы причиной ее смеха был он.

– Я – Касьян.

– Знаю. Света.

– Очень приятно. Откуда ты знаешь как меня зовут? – поинтересовался Касьян, присаживаясь на скамейку, рядом.

– В нашем институте все это знают, – неопределенно ответила она. – Почему ты пришел в церковь?

Страница 8