Взять живым (сборник) - стр. 18
– А кто ножом бил? Вон кровь на нем…
Усатый продолжал:
– Ой, начальник, там все в крови. Много крови было. Тот человек по бараку бегал, всех кровью пачкал.
Охранники спросили Ромашкина:
– А ты что скажешь – он или не он?
Василий, изображая на лице полную преданность и честность, заявил:
– Нет, это не он. По-моему, те двое вообще не из нашего барака. Поэтому Волков и хотел их прогнать. Чужие те были.
– Так зачем мы этих привели? – Охранники переглядывались.
– Я не знаю. Вы заскочили и взяли этих. Может, ближе стояли…
– Ну, ты не мудри! Если не эти, говори, какие другие?
– Я же сказал, чужие, не из нашего барака те были. Я их не знаю.
Охранник, сидевший за столом, отложил лист, приготовленный для составления протокола.
– Кончай, Петро, у них разве чего-нибудь добьешься. Эти не те. Тех никто не знает. Концы в воду. Давайте ужинать, жрать охота. Гони их к… матери.
И, не дожидаясь согласия, крикнул:
– А ну, выметайтесь!
Когда шли к бараку, узбек сказал:
– Спасибо тебе, не заложил. Булатов добрых дел не забывает. Меня Хасан зовут. А его Дадахан. Он басмач. А я старый вор. Меня еще при царе к виселице приговорили. Но я убежал в Турцию. – Старик расстегнул телогрейку и рубаху, открыл грудь, и Василий увидел красивую татуировку: изогнутые арабские буквы, с точками и завитушками над ними. – Это из Корана. Аллах меня хранит долгие годы от пули, виселицы и болезней.
Сказанное было для Ромашкина очень неожиданным. Он принимал старика за сельского жителя из далекого кишлака, и вдруг он старый вор. Как же теперь Серый с ним встретится?
Убить этого Хасана просто так нельзя, по лагерным понятиям он вор в законе. Воровская компания должна «качать права» и решить, как поступить. Но Серый может отказать в законе какому-то лашпеку, так его покалечившему. Все зависит от степени обиды Серого. Но после того, как его публично полосовали ножом и все видели его растерянность, Василий полагал, Серый не простит. Судьба старика, наверное, уже решена.
В бараке Ромашкина сразу позвали в угол, где было место Серого. У него на нарах матрас, стеганое одеяло и подушка в наволочке.
Серый сидел с забинтованной головой. Кисть руки, все еще кровоточащая, обмотана разорванной простыней. Он поддерживал и прижимал руку к груди, как запеленатого ребенка. Вид у него впервые был не атаманский.
– Ну, что там? – коротко спросил Серый, имея в виду разговор на вахте.
– Поговорили и отпустили. Этот отмазался. Доказал, что не он тебя резал, – ответил Василий.
Серый зло спросил Ромашкина:
– Ну а ты чего же? Ты же все видел.
Василий – не новичок в лагерной жизни, закон в таком случае на его стороне, поэтому, не опасаясь за последствия, ответил:
– Я не стукач. Если человек говорит, что не он тебя резал, я что же, буду его закладывать?
Серый помолчал, подумал и рассудил:
– Ты прав. Обиды не имею. И вообще ты, может быть, мне жизнь спас. Кто знает, куда бы еще он мне свое перо засадил. Садись, потолкуем. Ты кто? По какой статье паришься? Какой срок имеешь?
Ромашкин сел с ним рядом. Несколько парней из постоянного окружения пахана сели: кто на полу у его ног, кто на нары.
Василий стал рассказывать, соображая, как же подать этой компании свою жизнь. Каждый может рассказать свою биографию в зависимости от обстоятельств и того, кто слушает. Человеку обычно хочется произвести благоприятное впечатление. Того же хотелось и Ромашкину. Тем более от этой блатной компании зависело многое, а срок у Василия большой.