Взрастить чудовище. Следствие ведёт Рязанцева - стр. 7
– Начните с салата.
– Да нет, я о деле. Вот вы говорите, что раньше только хорошее, а сейчас только плохое. Но вот дети раньше не пропадали, все жили одинаково, поэтому и выкуп требовать было не с кого. Я помню, мы целыми днями носились по округе, приходили домой заполночь, и родители не переживали. Зато сейчас на своей же придомовой территории исчезает ребёнок, и никто ничего не видел.
– Дети и раньше пропадали, но, вы правы, не с целью выкупа. Широкую популярность киднеппинг приобрёл только в 90-х, – согласился Махоркин. – А что, кто-то уже потребовал выкуп?
– В том-то и дело, что нет. Хотя ещё всё может быть, времени прошло не так и много. Но почему Воронец? Отец – руководитель престижный школы, знаменит успехами своих учеников. Мать – обычный воспитатель в детском саду. Есть ещё старший сын – студент военной академии, отличник, спортсмен. Вся семья характеризуется положительно. Сергей Воронец пользуется авторитетом среди коллег и учеников. Я заезжала в школу, все в один голос твердят, какой это хороший человек, причём совершенно искренне, это заметно. Мать Тамара Воронец – тихая, скромная женщина. Живут просто. Возможно, чуть лучше других, но не шикарно.
– А какие отношения были в семье? – Махоркин пил кофе и внимательно слушал всё, что ему рассказывала Лена. В его профессиональной биографии дел с похищением людей никогда не было.
– Замечательные! Со слов соседей, конечно. С родителями было трудно разговаривать, они в ужасном состоянии. Мать всё время плачет, отец не находит себе места, брат, кажется, впал в ступор. Я не стала их сильно тревожить, пусть немного успокоятся. Но, похоже, они ничего не знают и даже не догадываются, что могло произойти.
– Мне кажется, в версию похищения ради выкупа вы не очень верите?
– Даже не знаю. Всё может быть, конечно. С одной стороны, соседская девочка якобы видела, как Олю увезли на чёрной машине. Но насколько можно доверять рассказам маленькой девочки? С другой, увести ребёнка с участка так, чтоб даже присутствующие в доме люди не услышали ни звука. Там одна калитка только чего стоит.
– А что с калиткой?
– Скрипит, как не смазанная телега. Не услышать невозможно.
– Зря вы так думаете. Люди быстро привыкают к самым разным звукам, если слышат их постоянно.
– Возможно, вы и правы, – задумчиво произнесла Лена. – Но улик почти никаких. Только брошенная книжка. Не знаю с какой стороны приступить к расследованию. – За разговором Лена не заметила, как съела всё, что было на тарелке. Вокруг рта красным пятном размазался кетчуп, и выглядела девушка комично. – Александр Васильевич, боюсь, я не справлюсь.
– Про еду вы так же говорили, однако справились. – Махоркин достал из вазочки салфетку и принялся тщательно обтирать ей рот. Лена не сопротивляясь, как маленький ребёнок покорно ждала, когда ей вытрут губы. – Ну вот, теперь вы снова в порядке. Только не надейтесь, что я и дальше буду с вами нянчиться. Вы уже взрослая девочка.
– Обойдусь. – Лена выхватила салфетку из рук Махоркина и, скомкав, бросила в тарелку.
– Я хорошо помню своё первое дело, – совершенно серьёзно заговорил Махоркин. – Сейчас оно мне кажется простым, а тогда я, так же как и вы, не знал, за что хвататься. Сижу в кабинете, думаю, зря я в следователи пошёл, а на столе перекидной календарь. Я лист перевернул, а там под датой 9 сентября, цитата: «Сомневайся в ком угодно, только не в себе». Что это было? Знак свыше или простое совпадение, трудно сказать, но тогда это придало мне уверенности, и уже на следующий день дело сдвинулось с мёртвой точки.