Размер шрифта
-
+

Взлёт без посадки - стр. 3

– Ляля, не видела Бортнева. Зяка уже рвёт и мечет.

– Девушки я уже здесь и готов к работе, – подпрыгивая и потирая руки, поправляя, как всегда очки и подмигивая одним глазом – когда Костя волновался, у него появлялся тик, но он ему придавал какое-то особое ироническое отношение.

За звукорежиссёрским пультом Зяка, милая и современная барышня положила руки на пульт и повернулась к режиссёру, ожидая команды.

– Мы можем начинать? – поинтересовалась она у режиссера Вани.

– Давай, – дал отмашку Иван.

Зякины пальцы пробежали по широкому, как взлётная полоса пульту. Камера «крупно взяла» Ведущего, освещённого большим юпитером.

– Костя начинай, – скомандовал режиссёр.

– Когда же наступили новые времена, когда телевидение стало событием нашей жизни, её ежедневным приключением, когда оно оказалось нашим самым верным другом, который каждую минуту умоляет: напиши мне! Позвони мне! Сейчас! Ежедневно! Круглосуточно! Я жду тебя! Я не могу без тебя! – вот тогда, для очень многих из нас, оно стало ещё и единственной надеждой на простое, маленькое счастье, на которое ни у одного государства никогда не хватит сил, а у Бога о таких вещах – просить не полагается.

– Клёво, – Костя ты неотразим. Сейчас заставка.

Отсмотрев эту часть программы, думая, что будет перерыв, начала готовить кофе и чай. В режиссёрскую комнату энергично вошёл продюсер программы – Протасов. Он остановился за спиной Зяки и уставился в монитор.

Тут зажёгся, прямо обрушился полный свет, и мы оказались в большой студии, где пространство между уже виденными ведущим и мною экспонатами стало заполняться осветителями, операторами, гримёрами, массовками, красотками и везде во что-то такое играли. Вырвавшись из гримуборной артисты, на ходу одеваясь, спотыкаясь и балансируя, кинулись куда-то через коридоры студии, где крутились барабаны, колёса фортуны, рулетки, сыпались кости, карты, фишки. Забегали ассистентки с табличками «Бурная овация», «Разочарованный вздох», «Аплодисменты», «Общее возмущение». Мне досталось «Общее возмущение». Я огорчилась, считая, что на программе Бортнева не может быть возмущения в принципе. Привезли призы – телики, видики, вертушки, тачки, лодки. Над всем этим ансамбль в белых костюмах и шляпах пел песню о том, что телевидение это рай на земле, но пустят в него лишь тех, кто верит в чудо всем сердцем.

Бежавшие, сломя голову, артисты, наконец, ворвались в студию программы «Звезда экрана». Комедианты выскочили на подиум и ослеплённые мощным дигом, пустились в бешеный пляс. В многочисленных мониторах отражался танцевальный номер. Степ, канотье, тросточка, лёгкие взлетающие кружева юбок. Протасов стоял в клубах сигаретного дыма. Рыжий режиссёр Ваня сохранял сосредоточенное молчание. Протасов обратился к Ване: «Лучше бы мешанина в студии была смонтирована с кадрами из реально действующих викторин – главным образом, с теми моментам, где участники кричат от счастья, плачут от отчаяния и страстно благодарят ведущих. Итакдоконца титров. Попробуйте-ка, Ваня к следующей записи. Подготовьте варианты».

Я смотрела в рот Протасова, и мне казалось, что он изрекает мудрейшие истины.

– Ляля, перестань молиться на Вадима, и пока здесь творится бардак, а это минимум на час, принеси из элитного буфета кофе и пару булочек, – попросил Бортнев, доставая смятые бумажки из смокинга.

Страница 3