Взгляд со дна - стр. 21
Никита вдруг заерзал:
– Меня как-то напрягает, что они все говорили как по-писаному…
– Друзья-товарищи?
– Ну да. Как будто успели договориться, какие показания давать.
Логов задумался.
– Запросто. Даже если это получилось подсознательно… Думаешь, им есть что скрывать?
Никита пожал плечами:
– Или это у меня глюк какой-то…
– Не глюк, а интуиция, – поправил Артур. – Не последнее, кстати, место занимает в нашей работе. Хотя в суде ее не предъявишь, нужны только факты. Но вывести на них она может.
Мальчишка просиял:
– Значит, этих ребят тоже можно прошерстить?
– Прямо не терпится? А в тебе сейчас не классовая ненависть проснулась?
– В смысле?
– Ты ведь не из мажоров? Не кухарка же тебе бутерброд сделала, сам возился…
Его щеки пошли красными пятнами:
– Я им не завидую, ничего такого. Мне вообще по хе… плевать на все эти дорогие тачки, яхты, клубы.
Артур легонько пихнул его в бок:
– Да ладно! И на «Феррари» отказался бы погонять?
В разгоряченном лице что-то дрогнуло, и улыбка тронула губы:
– Ну, если только погонять… Но кто мне даст?
Как ни храбрился он перед мальчишкой, войти в дом женщины, только что потерявшей сына, далось непросто. Убедившись, что никто за ним не следит, Артур потоптался на высоком мраморном крыльце, покорял которое целую вечность. Нет, это ничем не напоминало восхождение на Голгофу, куда ему… Да и особняк с колоннами не походил на иерусалимский холм. Но тяжесть креста, который каждый тащит по отмеренному пути, придавливала к земле.
Это лишь кажется, что от такой работы черствеет сердце… Конечно, каждого убитого Артур не оплакивал, но иногда хотелось лезть на стену. Особенно если убивали ребенка. Такие дела он ненавидел, но виду не подавал: а кто может смотреть на истерзанное маленькое тельце без содрогания? Никита прав, что главное – это наказать зло. В этом смысл их работы, об этом и надо думать. Устами младенца…
Влад Василенко не был ребенком, но только для них, чужих людей, которые никогда не видели его беззубой улыбки в кружевной колыбели, ножек в перевязочках, не вдыхали сладковатый молочный запах. Артур никогда не держал на руках малышей и понятия не имел, чем они пахнут… Но до сих пор не мог забыть одно из своих первых дел: девица, задушившая новорожденного подушкой, к утру лишилась рассудка и пришла в полицию с аккуратно запеленатым трупиком на руках. И подушку притащила… Еле удалось отнять у нее и то, и другое.
На допросе она смотрела на Артура пустыми черными глазами – такие он однажды видел у слепой собаки, только не сразу понял, что с ней такое… Убийца говорила только об этих перевязочках, младенческом аромате, пальчиках-лапшиночках. И раз сто произнесла его имя: «Коленька… Коленька…» Внешне дело было простым: и тело, и орудие убийства были налицо, подозреваемая сама признала свою вину. Но именно тот допрос, в отличие от сотен других, иногда снился Артуру.
Он вспомнил этот день, увидев в глазах Екатерины Леонидовны ту же черную бездну. Все радости жизни уже канули туда, ей не за что было уцепиться. Слезы могли бы помочь, но глаза оставались сухими. Она окаменела скорбным изваянием на краю изящного диванчика в голубой гостиной с камином, выпрямив спину, и смотрела прямо на Логова, но вряд ли видела его. Он знал, что теперь вечно будет перед ее глазами…