Взаперти - стр. 46
Алексей Николаевич обдумывал услышанное и крутил головой. Потом сказал:
– Быть опекуном – ладно, не очень и хотелось. Еще меньше я собирался заниматься торговлей. Но что насчет сыщика Лыкова? Теперь, значит, никогда его больше не будет?
– Никогда, – веско объявил адвокат. – Запрет на государственную службу пожизненный.
Вечером Алексей Николаевич ввалился без телефона к Таубе. Барон неожиданно получил очередное наследство, продал свой домик на Выборгской стороне и купил взамен другой – поменьше, зато в престижной Адмиралтейской части. Домик был о двух этажах, из восьми комнат и стоял в конце Галерной улицы. Единственный ребенок четы Таубе, дочь Татьяна, весной вышла замуж за поручика Преображенского полка Демут-Малиновского. Молодые заняли второй этаж, а барон с баронессой поселились на первом. По вечерам они ходили гулять в Демидов сад, играли в лото и мечтали о внуках. Генерал пописывал мемуары, но без вдохновения. Самое интересное рассказывать было нельзя – преждевременно…
Увидев гостя, хозяин не удивился и не обрадовался. Молча вынул бутылку коньяка и две серебряные стопки начала прошлого века. Закуски не предложил.
Мужчины махнули по полчижика, и Лыков сказал жалостливо:
– Присяжный поверенный сейчас заявил, что меня точно посадят. Могут даже в каторгу.
– Так тебе и надо. Заслужил репутацию человека, который сам себе закон. Теперь она тебя топит.
– Но я же лишь тех, кого следовало…
– Присяжным объяснишь. Если дадут сказать.
– Их не будет, а будут сословные представители.
Барон тоже расстроился:
– Эти много хуже. Что судьи решат, то они и подпишут.
Он налил еще по рюмке и сказал:
– Я говорил о тебе с военным министром. Тот сегодня вечером докладывает государю, обещал осторожно прощупать… Напомнить Его Величеству о твоих прежних заслугах.
– Как ты не понимаешь, – осерчал сыщик, выпивая вторую стопку, – что это равно наказанию ни за что? Если царь помилует меня, значит, я виноват. Меня пощадили, но – виноват. А я невиновен!
– Успокойся, Леша. Речь пойдет не о помиловании. Государь может просто отменить это судебное преследование без последствий. Раз – и нету. И тогда вопрос, виновен или нет, отпадет сам собой. Государю виднее.
Алексей Николаевич подумал и мотнул головой:
– Хорошо бы так. Но она не позволит. Она ничего не забыла, германская грымза.
В результате статский советник в очередной раз напился, и Таубе лично отвез его домой на извозчике.
Они оба никогда не узнали, что в тот же вечер между государем и государыней произошел важный разговор. За чаем он спросил:
– Аликс, ты помнишь Лыкова?
Александра Федоровна молча кивнула. Супруг продолжил:
– Час назад мне докладывал Сухомлинов. Когда он закончил про дела по министерству, вдруг заговорил об этом человеке. Оказалось, Лыков убил арестанта на допросе. Точнее говоря, избил так сильно, что тот ночью умер в камере.
Государыня отодвинула от себя чашку и теперь смотрела на государя с большим вниманием. Тот отхлебнул из своей, потрогал ус, но вопроса не дождался и заговорил снова:
– Лыкова ждет суд, и его могут приговорить к каторжным работам. Статский советник, со Станиславской лентой… Будет скандально. Владимир Александрович считает, что это подрывает престиж власти. И кроме того, учитывая его прошлые заслуги, следует без лишнего шума прекратить судебное против него преследование. Хватит-де нам Курлова. Вот я и думаю… как быть?