Выживший. Подлинная история. Вернуться, чтобы рассказать - стр. 18

В какой-то, когда уже не оставалось никаких сил, когда боль стала такой, что уже заполонила весь мой мир, я обратился к Богу. «Если я Тебе нужен, возьми меня, я не боюсь. Пожалуйста. Прошу об одном, позаботься о моей семье». – И сделав паузу. «И, пожалуйста, позволь мне осознать изнутри состояние благодарения Тебе за все, чтобы со мной не происходило». И вот сейчас. За то состояние, в котором я нахожусь.

Я не знаю, сколько времени прошло. В тот момент, в том состоянии я не осознавал времени вовсе. Потому что время в тот момент, в том состоянии, перестало для меня существовать. Но что-то, наверное, произошло, потому как спустя какое-то время, не знаю, много-мало, я вдруг понял. Я осознал, что я могу, что мне дано право, дана благодать, осознать, вкусить и сказать Богу – «Спасибо Тебе! Спасибо! За все!»

Я помню это чувство неизмеримой благодарности Богу за этот последний оплот, последнюю надежду, единственную опору, которые поддерживали огонь моей жизни. Стало быть, терпение. Потому что в какой-то период каждый следующий день был тяжелее, злее, больнее предыдущего, а я все еще держался, пока мне не сделалось ясно, что, как нет пределов совершенству, так нет пределов терпению.

Еще я тогда-то понял. Что молитва – это и есть ум, что между молитвой и умом – знак равенства. Потому что ты подобен Богу именно в выборе пути с Богом. А выбор – это и есть ум, но предмет ума в момент выбора Бога – это и есть молитва.

И потому все сторонние молитвы и мысли о человеке, попавшем в жизненную передряги, все, до единого слова, имеют реальную, жизненную силу, передавая энергию страсти и веры, и надежды по назначению.

Было только одно – осознание благодарности Богу за все. Это и был тот самый выбор состояния, выбор смысла сознания, которое в этом выбранном состоянии не знало пафоса, не знало сомнения, не знало боли, не знало искушений, оно или было, или же его не было бы вовсе. Крайнее состояние, либо ты с Богом, либо тебя нет, как личности, как свободной личности, а значит, нет и человека. Может быть, после этого и началось возвращение и собирание, соединение сознания и тела.

Пожалуй, это была центральная точка, искомая точка, возможно, перекресток, после которого я начал возвращение.

Впрочем, был еще момент, отчетливо артикулируемый мысленно.

Может быть тогда что-то сдвинулось, и колесо закрутилось назад. Я просил позаботиться о семье, вот меня и вернули, чтобы я сам и позаботился, и теперь это уже не моя воля, а Его.

Ты просил о семье. Иди! И заботься сам. Так моя семья подарила мне право на возвращение.

«Мы теряем его!» – Истошный, отчаянный, одновременно гневный и протестующий крик разорвал тишину успокаивающейся к ночи реанимации. И был он направлен к человеку, который лежал слева от меня, крайним к входу. Вслед второй голос, слегка запинающийся, словно бы оправдывающийся, – «только что смотрела, все было нормально, как же так». Наконец, третий, знакомый, решительный, зовущий к действию, в приказной манере – «тахикардия нарастает». В бой вступила Л.В., дежурившая в тот вечер, возглавившая бой с нашей стороны. Никакой паники, каждый боец на своем месте, какофония ужаса, вырвавшаяся было наружу, мгновенно сменилась на перечень команд, больше свойственных бою, односложных, ясных, твердых, убежденных, уверенных, решительных. Команды-указания слились в единый фон, слов было не разобрать, похоже, в них не было и нужды. Победа. Откачали. Жив.