Выжившая - стр. 31

Я не сразу свыкся с присутствием Шерри, посягнувшей на мое стерильно-брезгливое одиночество. Шум, грязь, посторонние запахи жутко злят и огорчают меня. Я едва выдерживаю короткие минуты посещений Оливера и Гвен, хотя последняя никогда не переступала порог комнаты, дрожа от страха по другую сторону решетки.

Страх ускоряет обменные процессы организма, выбрасывает адреналин в кровь…

Страх имеет запах. Острый и резкий. Он исходит от всех, кто трясется в нерешительности за дверью, и превращается в нестерпимую вонь, когда нежеланный посетитель оказывается внутри.

Только Шерри не боялась. Она выбрала меня сама, когда ее принесли в дом совсем маленьким неуклюжим котенком. Нашла мое убежище и больше его не покидала.

– Что такое? – заметив, как кошка навострила уши и встала на четыре лапы, выгнув спину, я сосредоточенно вслушиваюсь в тишину. Она всегда раньше меня определяет приближение нарушителей нашего уединения. Раз Шерри не шипит, вздыбив шерсть на холке, а всего лишь спрыгивает со стола и вальяжно направляется к двери, можно гарантировать, что нежеланный посетитель – Оливер.

Удивительно, но Оливера кошка тоже признала, ластится и вьется у его ног, когда он приходит, но жить предпочитает со мной. Проглотив раздражение, я встаю и направляюсь в угол. Кладу ладони на стену, сливаясь с вытянутыми насмешливыми тенями, слушаю, как скрежещет ключ в одном замке, другом, как приближаются глухо-знакомые настороженные шаги. В ноздри врывается едкий запах подавляемого страха, дождевой свежести и горько-мятного дыхания.

– Здравствуй, Дилан. Шерил Рэмси здесь, – произносит он напряженным голосом. Слишком быстро, взволнованно. Я всегда знал, что Оливер жалкий трус.

Я медленно выдыхаю и оборачиваюсь, впиваясь взглядом в слеповато-озирающего во тьме близнеца. Бесшумно ступая, я незаметно приближаюсь, неторопливо кружу вокруг, разглядывая застывшего брата со всех сторон, пытаясь уловить в букете исходящих от него ароматов тот единственный, принадлежащий не ему. Предательница Шерри, громко мурлыча, трется о его брюки. Она отвлекает Оливера от опасности, ассоциирующейся в его узком представлении со мной. Я позволяю себе на секунду представить, как так же бесшумно возвращаюсь к столу, беру свой остро заточенный карандаш и одним точным неумолимым движением загоняю любимый мною предмет канцелярии в сонную артерию Оливера. Мой отец имел медицинское образование и успел многому меня научить. Ему нравилось рассказывать о разных способах лишения жизни, либо воли к сопротивлению. Первая категория всегда оставляет после себя много лишнего и отвратительного. Вторая гораздо чище и интереснее.

Но сейчас я четко вижу, как бы Оливер дернулся, почувствовав в своей шее заточенный карандаш, как бы зашатался и захрипел, хватаясь за горло, как бы скрючивалось в судорогах его тело на полу, в расползающейся темно-бордовой луже. Я там, я чувствую металлический соленый запах крови, пота, мочи, ужаса и смерти, последние шорохи, сдавленный хлюпающий хрип, мягкая поступь лапок Шерри, прямо к кромке расползающегося кровавого озера. Она наклоняет пушистую мордочку и начинает лакать, мурлыкая и прикрывая глаза от удовольствия, пока я вывожу строки на белом листе окровавленным грифелем.

А потом … Потом я встаю, забираю Шерри и ухожу, запирая Оливера здесь.