Выжить в Сталинграде. Воспоминания фронтового врача. 1943—1946 - стр. 5

Стоял ясный день, но я видел только темноту. Спотыкаясь, я вошел в генеральский бункер. Я не успел ничего сказать, как он напустился на меня:

«Что вы здесь делаете?» Он не узнал меня и принял за какого-то пехотинца. Но потом, разобравшись, спокойно выслушал мой рапорт.

Мне предстояло вернуться в «балку смерти», и я пошел искать «фольксваген». В левом склоне балки были вырыты убежища. Раньше в них располагались конюшни, но всех лошадей давно съели, и теперь там поместили тяжелораненых. Надежды на их спасение не было никакой. Были видны повязки, прикрывавшие ранения в голову и в живот. Я вошел в укрытие. Внутри стояла мертвая тишина. Слезы и крики были здесь накануне, когда русские обстреляли укрытие из автоматов. Они били по повязкам. Лица стали неузнаваемыми – смерть тоже стала безличной.

Я вышел из полумрака укрытия и побрел к устью балки. Земля была усеяна мусором и разбитой техникой. Я поднял глаза к небу. Передо мной высился холм, запиравший балку. На холме стояли три тонких креста – знак воинского кладбища. Мне вдруг показалось, что кресты вытягиваются в бесконечную высь к бездонному серому небу. Казалось, они дрожат, словно живые.

То место перестало быть Гончарой. Место, где оживают кресты, называется Голгофой. Концом. Все пройдут этой дорогой, не важно, откуда они – из царской России, с Дуная, Дальнего Востока или Запада.

Ибо тот, кто ведает сердце человеческое и свое, знает, что рай потерян. Пути назад нет. Человек может собрать вокруг себя миллионы себе подобных, подчинить природу и приступить к воротам, но огненный меч ангелов поразит его, и пепел его будет развеян по ветру.

Но где же длинная процессия людей, идущих по Крестному Пути?

Вот они, идущие к горним высотам. Они несут страдания в своих сердцах. Вот они – в нужде, болезни, несчастьях, кризисах, войнах, катастрофах, под огнем, на морях, в тишине одиночества и скученные в толпы – в газовых камерах, бомбоубежищах, котлах окружения, в пустых квартирах больших городов; на подсолнечных полянах и в горящих самолетах: по-иному уже никогда не будет.

Когда люди – мужчины, женщины, дети, народ, сообщества народов взойдут на вершину горы, тогда, и только тогда будет воздвигнут на ней крест.

И найдутся те, кто захочет написать последнее слово, чтобы вынести все это.

Пилат вопрошал: «Что есть истина?», и получил слово «Царь», и снова сказал: «Что я написал, то написал».

Ницше расточил множество красивых слов, но боролся с последним словом – «распятие».

Архиепископ Дарбуа смотрел на маленькое железное распятие в своей камере. Оно казалось ему выше и величественнее, чем мое в Гончарах, и он написал на стене: «О, крест, ты мое единственное упование!»

Люди, о которых и для которых я пишу, тоже прошли свой крестный путь. Большинство их дошли до цели, из их мрака воссиял свет.

Пусть же луч этого света падет на наши заблуждения и на нашу борьбу за то, чтобы лучше узнать друг друга и вместе подняться с тяжкой ношей ввысь. Никто не избавит нас от нашего жребия, но он станет легче, никто не освободит нас от бремени, но оно станет для нас сладостным. В сострадании познаем мы самих себя и испытываем от этого глубочайшее счастье.

Но пока мы бродим в безмолвной тьме, в тени Каина.

Когда же раздался последний крик, увенчавший все муки, не поняли его даже те, кто стоял у подножия креста на Голгофе.