Выжить - стр. 2

Кровать. Шифонер. Очень дряхлый палас. Диван. Вылинявшие стены. Мне предстоит здесь жить. Нет, жить для меня пока роскошь, поскольку я привыкла выживать.

Поэтому собираюсь привести в более или менее божеский вид свою конуру. В ней холодно, потому что зима. Неуютно. И одиноко. Чтобы отвлечься, я переклеиваю обои. Новые рулоны я нахожу в шкафу. Там же мешки с тряпьем бывших квартирантов, коробки со всякой утварью и хламом, которые хозяйка квартиры разрешает мне вынести на помойку.

Наташа говорит, что квартира досталась ей в наследство от бабушки. Об этом говорит вся старая мебель в этом жилье, иконы, которые примостились на кухне, и куча всевозможных варений и солений, причущихся в шкафах.

Голод становится настолько невыносимым, что я решаюсь открыть одну из банок, которые Наташа просит тоже вынести на помойку. Кажется, это что-то типа лечо. Но другой еды у меня нет. И денег на нее тоже. Поэтому приходится питаться тем, что есть из запасов.

На кухне я нахожу какую-то крупу и даже чай. Наверное, это Анечкина еда. Когда я получу зарплату, то планирую вернуть все, что съедаю с большим аппетитом. Но потом выясняется, что все эти остатки от бывших квартирантов. И что это несъедобно – меня начинают мучить вздутие живота и изжога.

Уставшая, я падаю на кровать и засыпаю. Без постельного белья. Поскольку у меня только один комплект, и я его постирала. Сушилки в этой квартире тоже нет, и мне приходится повесить пододеяльник и простыню прямо на дверь.

Выглядит все это странно.

Когда ко мне в гости заглядывает подруга и коллега Аиша, то она приносит мне еще один комплект белья – недорогой, но в упаковке. На нем красные маки. Его я зачем-то тоже отношу к мусорным бакам.

Я привыкла спать только на белоснежном белье.

Анечка. Она появляется в этом убогом пространстве, как фея. Нежный голос, светящиеся зеленые глаза, длинные волосы до середины спины. Она говорит междометиями – ой, ай, ух....Постоянно все роняет или разливает. И смеется. А я любуюсь ее детскими жестами.

Аня кажется мне сестрой, подругой и вообще той, которую я знала миллион лет. Она хрупкая, нежная и доверчивая. И просит дотащить тяжелые сумки с едой наверх. Я соглашаюсь.

Мне не трудно нести все эти банки и тушки с мясом, потому что я привыкла к тяжелой ноше, которую волоку на себе с каким-то диким фанатизмом. Анечка удивляется моей выносливости. Она настоящая девочка с бантиками и рюшечками. Наверное, и я в своем сорок втором русском размере должна быть такой.

Но я другая. Устойчивая. Заземленная. Робастная. Хотя выгляжу хрупкой и нежной. Но не ахаю и не ойкаю. Это Анечкина прерогатива.

Она разливает чай в очень тонкие фарфоровые чашки с красивыми цветами. Кажется, это пионы, которые я обожаю.

Когда соседка носится туда-сюда от стола к чайнику и вытаскивает на стол угощения, которые привезла из деревни, я ощущаю прилив счастья.

– Я – колхозанка. – Смеется Анечка, намекая на свое деревнское происхождение.

Я тоже южанка и провинциалка. У меня есть акцент, от которого хочется избавиться.

Мы засиживаемся за разговорами почти до утра. И я слушаю звонкий и тонкий голос своей соседки, который напоминает щебетание птицы в этом мрачном пространстве.

С соседкой мы договариваемся о том, что квартиру наужно облагородить, поскольку ну это совсем никуда – неуютно. Анечка сразу же начинает вешать занавески на кухне и в моей комнате, в которой я уже успела наклеить новые обои.