Выйди из-за тучки - стр. 17
Тогда я очень много думала, да я только и делаю, что думаю об этом! Что выплакала все слезы, страдала, мучилась, ревновала – это все понятно. Первые дни было особенно тяжко – почти невыносимо. Еще и оттого, что у меня были повседневные обязанности, и я через силу должна была исполнять их. Должна заниматься Вовкой, готовить еду, одежду, делать уборку. Должна была выйти в понедельник на работу.
А в голове опять же - мысли… мысли… Не о работе, даже не о сыне. Я обдумывала, анализировала, буквально обсасывала то, что случилось в надежде найти выход из сложившейся ситуации, хотя бы попробовать это сделать. Даже просто вспоминать его слова было тяжело, просто осознать сам факт измены, но это в самом начале. Потом до меня дошло, что на самом-то деле все еще хуже… гораздо хуже.
Дело в том, что Андрей был ненормальным отцом. Просто сумасшедшим. Он сам говорил, что каждый раз мчится с работы домой, страшно соскучившись. И по мне, само собой, но больше – по Вовке. Он так любил его, так внимательно и бережно относился, так ловил и старался развить каждое его только проснувшееся детское умение. Это он еще до года приучил сына к горшку, он научил его пить из чашки и отучил от соски. Он придумал способ, как заставить малого сделать первые шаги… Я не самоустранялась от воспитания, я просто не успевала – успевал отец.
В три года Вовчик уже занимался спортом – пока только дома. Ну как - спортом? Папка купил ему детские резиновые гантели, а когда ручки немного окрепли, научил отжиматься от пола, потом подтягиваться на съемной перекладине, которую устроил специально для малого в дверном проеме. Вовка рос крепким, сильным, быстрым, мало болел. А еще он знал почти все буквы, и здесь уже постаралась я. Мы всей семьей разбирали вечерами детские развивающие игры – проходили лабиринты, бросали фишки, хором считали количество точек на них и читали названия на картонных полях. Вслух читали детские книжки необыкновенной красоты – с раскладывающимися картинками, стеклянными бусинками-глазками у зверушек. Вовка поначалу бэкал и мэкал, разбирая буквы и слова, а мы млели рядом от гордости и умиления…
О чем я? О том, что если там ребенок, то это точно - конец. Андрей теперь привязан к ней, будто канатом. Он никогда не оставит своего ребенка! Будет жить на две семьи, будет нестись туда каждый раз, когда услышит, что нужен ему… Им могут манипулировать, а, судя по предприимчивости той твари, то и будут, обязательно будут. Я с ужасом думала обо всем этом, понимая, что саму измену я уже почти простила.
Больно, да - это было очень больно, но я не готова была вот так просто взять и отдать его другой. И в то же время, не видела выхода из этого тупика. Пустила тогда все на самотек. Потому что – о чем говорить? Я знала его, понимала, что что-то будет, но обговаривать с ним это, строить предположения и планы сил просто не было. Я видела, что он страшно раскаивается, переживает даже больше, чем я. Что это страшный урок для него на будущее, что он в шоке от масштаба моей реакции на все это, хотя и ожидал ее.
Из меня будто выкачали жизнь, а он наблюдал это. Я совершенно ничего не делала для того, чтобы наказать его – не скандалила, не ругалась, не выясняла отношения, но оно получалось само. Я жила, как могла тогда, и это был уже совсем другой человек – я страшно изменилась, и не только внутренне. У меня потухли глаза… Кажется, как они могут потухнуть, ведь это просто образное выражение? А оказалось, что очень даже могут – из зеркала смотрели