Выше звезд и другие истории - стр. 44
– Джордж, никто не знает, как выглядят пришельцы, – сказал Хейбер своим авторитетным увещевательным тоном. – Нам всем о них снятся кошмары, еще бы! Но вы же сами сказали: они впервые высадились на Луне шесть с лишним лет назад и пока до Земли не добрались. За это время наши ракетные системы ПВО стали стопроцентно эффективными. Если пришельцы до сих пор через них не пробились, вряд ли пробьются в будущем. Самый опасный период был в те первые месяцы, пока не наладили мировое сотрудничество и не мобилизовали оборонительную систему.
Ссутулившись, Орр какое-то время сидел молча. Ему захотелось заорать: «Вранье! Зачем вы врете?!» Но порыв был несильный и ни к чему не привел. Может, Хейбер на откровенность и не способен, ведь он обманывает самого себя. Не исключено, что он разделил свое сознание на два герметичных отдела: в одном он понимает, что сны Орра меняют действительность, и использует их в этих в целях; в другом – думает, что с помощью гипноза и абреакции снов лечит шизоидного пациента, которому кажется, будто его сны меняют действительность.
Трудновато было поверить, что Хейбер так отгородился от коммуникации с самим собой: сознание Орра подобным «перегородкам» настолько противилось, что их присутствие у других людей он замечал не сразу. Но Орр знал, что они существуют. Он ведь вырос в стране, где политики посылали летчиков сбрасывать бомбы на детей во имя счастливого детства.
Правда, так было в старом мире. Не в дивном новом.
– Я схожу с ума, – вновь заговорил он. – Вы разве не видите? Вы же психиатр. Не видите, что я на пределе? Пришельцы из космоса атакуют Землю! А что мне приснится в следующий раз? Сумасшедший мир, порожденный сумасшедшим? Чудовища, призраки, ведьмы, драконы, превращения – мало ли что в нас понапихано, мало ли какие страхи и детские кошмары. А вдруг все это вырвется наружу? Я тут ничего не могу поделать. У меня нет рычагов!
– Насчет рычагов не беспокойтесь! Ваша цель – свобода, – жизнерадостно ответил Хейбер. – Свобода! Ваше бессознательное не свалка ужасов и извращений. Это все викторианская концепция, причем крайне деструктивная. Из-за нее лучшие умы девятнадцатого века считали себя моральными уродами, а психология до середины двадцатого была в загоне. Не бойтесь бессознательного! Это не черная дыра с кошмарами. Ничего подобного! Это источник здоровья, воображения, творчества. Так называемое зло – продукт цивилизации, ее запретов и ограничений. Они деформируют личность и лишают ее непосредственности, возможности свободного самовыражения. Суть психотерапии как раз в этом – устранить беспочвенные страхи и кошмары, осветить бессознательное светом сознания, посмотреть на него объективно и понять, что бояться нечего.
– Есть чего, – почти шепотом сказал Орр.
Наконец Хейбер его отпустил. Орр вышел на улицу, где уже сгущались весенние сумерки, и с минуту постоял на лестнице перед институтом, засунув руки в карманы и разглядывая огоньки уличных фонарей далеко внизу, настолько размытые в туманной мгле, что казалось, будто они подмигивают и кружатся, как крошечные серебристые тропические рыбки в темном аквариуме. По крутому склону с лязганьем взбирался трамвай: здесь, в парке Вашингтона, перед институтом, у него было разворотное кольцо. Орр спустился по лестнице и запрыгнул на площадку, пока трамвай делал круг. Он шел походкой сторожкой, но в то же время расхлябанной. Двигался как лунатик, как марионетка в чьих-то руках.