Вычисляя звезды - стр. 30
Бизнесмен, подаривший нам свой галстук, уточнил:
– Если и станет, то не более чем исполняющим обязанности президента, да и то лишь на время.
– Ну, теперь давайте полномасштабную дискуссию по поводу терминов развернем, – произнес старик, все еще глядя в потолок. – Вы, ученые-конституционалисты, вечно убиваете уйму времени на уточнения того, что и так абсолютно ясно.
Речь старика радикально изменилась, и я еще пристальней пригляделась к нему. На нем был пусть и основательно грязный, но все же твидовый пиджак, дополненный заплатами из настоящей кожи на локтях. Профессия его уже не вызывала у меня ни малейших сомнений, и я его спросила:
– Где вы преподавали?
– В Цитадели[6].
– В Чарлстоне? – Мой голос стал вдруг пронзителен, и ко мне тут же повернулись все поблизости. Я сглотнула и попыталась снова, на этот раз спокойнее: – Вы недавно были в Чарлстоне?
Старик слегка наклонил голову и изучающе оглядел меня здоровым глазом.
– У тебя там родственники?
– Чарлстон – мой родной город.
– Мне искренне жаль… – Он покачал головой. – Когда грянуло, я был в походе с курсантами. Мы забрались далеко в глубь страны, а вернувшись, обнаружили… Ну, в общем, мне очень жаль.
Я, стиснув челюсти, кивнула. Ведь правду-то я уже знала. Знала радиус взрыва, порожденного падением Метеорита. Знала, насколько чудовищные цунами затем последовали. Знала, что шансов было ничтожно мало. Знала, но до сей минуты все же надеялась, и эти тщетные надежды могли меня уничтожить.
Только поднявшись по лестнице синагоги, я вдруг осознала, что войти внутрь означало для меня признать, что семья моя мертва.
Я замерла на лестнице и вцепилась в пыльные металлические перила.
Целью моего прихода сюда было начать траурные обряды.
Моя семья мертва.
Папа никогда больше не возьмет в руки свою всегда начищенную до блеска медную трубу, а мамино гигантское покрывало с вышивкой крестиком никогда уже не будет закончено. И покрывало, и даже труба, очевидно, обратились в прах, как и все в городе Вашингтон, округ Колумбия.
Мои веки будто сами собой опустились, скрыв кирпичную стену передо мной и низкорослые тисовые деревца, что росли по сторонам лестницы.
Долго ли я так стояла, не знаю. Вдруг чуть позади меня раздался голос с легким немецким акцентом:
– Вам нездоровится?
Я открыла глаза, повернулась и, вымученно улыбаясь, произнесла:
– Простите. Я вовсе не намеревалась преграждать вам путь.
Стоявший ступенькою ниже мужчина если и был старше меня, то не намного, но на лице его, однако, явственно читался след былой изможденности. Он явно был один из тех немногих, кто пережил Холокост.
– Вы… У вас была семья?
Господи боже мой! Избавь меня от сочувствия незнакомцев!
Я устремила взгляд на янтарную дымку над равнинами Огайо, простирающуюся до самого горизонта. Все же призналась:
– Да. Так что… Так что мне предстоит разговор с раввином.
Он кивнул и проскользнул мимо меня. Отворил дверь и придержал ее передо мной. Жестом пригласив меня войти, проговорил:
– Я здесь по той же причине.
– О… Мне очень жаль.
Я поняла, что вела себя как эгоцентричная дурочка. Очевидно же, что я оказалась не единственной, и множество евреев и евреек совсем недавно, как и я, лишились своих семей… А сколько еще умерло, не оставив никого, кто бы зажег по каждому из них свечу ярзейт и прочитал Каддиш?