Введение в самопознание - стр. 8
.
По Мюиру: Мы обрели высшую славу божественного Савитри; да поощрит нашу способность понимания (или гимны, или ритуалы).
По Бенфи: Пусть мы обретем славное сияние того прародителя, бога, который должен помочь нашим деяниям.
По Раме Мохан Рою: Мы медитируем на тот Высший Дух великого Солнца, направляющего наше понимание.
Примечание сэра Вильяма Джонса:Чем являются Солнце и Свет для этого, видимого мира, тем являются Высшие блага и истина для невидимой Вселенной, Вселенной разума; и как наши физические глаза ясно различают объекты, озаренные Солнцем, так и наши души обретают несомненное знание благодаря медитации на свет истины, исходящий из сути существ: только этим светом могут быть направлены наши умы по пути к блаженству» (Цит. по: Сурендра Мохан, с. 40–41).
Как видите, перевод Елизаренковой, возможно, даже красивее всех остальных, но в нем отсутствует понимание «вдохновения» как озаренности божественным разумом.
Собственно говоря, к нашему академическому переводу, а именно им и является перевод Елизаренковой, можно было бы не цепляться. По большому счету, это «вдохновение Риши», которое дает она, для знающего человека стоит всех остальных переводов. Но вот беда в том, что я как раз пишу не для знающих, а для желающих понять. Поэтому пропустить в этой мантре слово «разум» (буддхи) я считаю невозможным, потому что только оно позволяет понять, что же такое это поэтическое вдохновение Вед, которое в Эдде звучит как «мед поэзии».
Поэтому для того, чтобы понять мифологический перевод Елизаренковой, я считаю правильным начать с перевода современного индуиста Сурендра Мохана:
«Мы медитируем на почитаемый свет того Сияющего Создателя, поощряющего наш буддхи». (Там же, с. 38).
Здесь слово «буддхи» оказывается «переводом без перевода», но именно это не позволяет принять такой «перевод» и понуждает доискиваться до сути. И пока Мохан говорит о каком-то «принципе Буддхи», это остается непонятным, но он приводит слова из Упанишад, и посмотрите, какое содержание наполняет понятие того «вдохновения», о котором говорит Елизаренкова:
«N.B.: Почти невозможно перевести эту знаменитую мантру; на нее следует медитировать. Она способствует раскрытию (pracodana) принципа буддхи (dhi). Суть медитации состоит в утверждении “yo’ham so’sausoyo’ sau’ham” – “Что есть я, то есть Он, что есть Он, то есть я”». (Там же).
Далее Мохан приводит еще несколько своих собственных возможных переводов мантры. Некоторые из них очень важны для понимания индийской философии и йоги: например, номер три:
«Иное значение: “Мы медитируем на почитаемый светящийся шар (bharga) того бога-Солнца, который направляет всякую деятельность”» (Там же).
Конечно, этой «деятельности» до понятия «бескорыстной деятельности» кришнаитской йоги Бхагавад Гиты еще очень далеко. Как корню до кроны. Но только этот ключ позволяет понять, почему, говоря о незаинтересованности в плодах деятельности, вторая глава Гиты тут же говорит о сосредоточении ума и о втягивании в себя желаний, подобно черепахе, втягивающей конечности. Может показаться, что связь этих понятий слишком отдаленная, но вот посмотрите, как эта же мантра отразилась в Санкхье – философской основе йоги. Вот слова Мохана об одном из творцов классической Санкхьи Шанкаре: