Второй дубль - стр. 5

– Ну чего ты боишься?

Влада завелась и хотела прочитать ей лекцию, но Вера оборвала:

– Хватит, давай заплатим и пойдем. Лучше дома допразднуем. Ты же знаешь, я рестораны не люблю. Непривычная я к этому делу.

– Хорошо, мам, как хочешь. Пока несут счет, я отлучусь в туалет.

– Где ты там застряла? – почти набросилась Вера на дочку, когда та возвратилась к столику. Она и не подозревала, что в холле дочка столкнулась с Владимиром Георгиевичем и что предметом их разговора была она, Вера.

Уже дома, когда они вдвоем сидели на кухне за чашкой чая и бокалом вина, дочь спросила:

– Мам, ну зачем ты его так отшила? Почему ты не дала ему свой номер?

Вера, разгоревшись то ли от чая, то ли от вина, выпалила:

– Да, не дала. Да зачем он мне сдался?

– Мам, я же все знаю о том, кем он для тебя был. Ты же его любила.

– Так то давно было. И откуда ты, интересно, это знаешь?

– Знаю, дневник твой читала, когда подростком была.

– А то ты там что-то понимала.

– Конечно, понимала. А если не понимала, то запомнила, о чем ты писала, а когда старше стала, все по полочкам разложила. Это же твой учитель. Ты ж любила его, любила всю свою жизнь, все это время.

– Я и папашу твоего любила.

– Не думаю. Во всяком случае, не так, как этого. Я же помню, когда у меня было горе на почве любви, а ты сказала, что нечего, мол, плакать, все пройдет, ты тоже любила, это ты его имела в виду?

– Не помню, что я что-то подобное говорила.

– Да все ты помнишь, только боишься самой себе признаться.

Вера молчала, уставившись в темное окно.

– Мам, ну так это же хорошо. Это Бог тебе послал его снова, спустя годы, понимаешь? Жизнь твоя проходит. Да и не жизнь это, а так, существование. Ты сидишь дома и ничего не хочешь. Не хочешь встречаться с людьми, не хочешь куда-то выходить. Ты винишь меня в том, что я уехала, бросив тебя одну, но и к нам ты ехать не хочешь. Ты могла бы многого достичь в жизни. А ты? Чего ты достигла? Ты говоришь, что тебе было тяжело с маленьким ребенком, и это, конечно же, так, но другие ведь могли.

– А что я могла? Кому я была нужна с ребенком? Да что ты знаешь, Влад! Нас, матерей-одиночек, тогда осуждали. И меня осуждали все, начиная дворником и кончая профкомом.

– Ладно, мама, давай не будем портить вечер. Не мне тебя судить. Ты мне все дала, что могла. Единственное, что я тебе могу сказать, что не поздно и в пятьдесят начать жить. Ты просто боишься.

– А ты много понимаешь, – обиделась Вера.

Обе посидели еще немного молча.

– Ладно, пойду спать, – сказала дочь.

Вера осталась сидеть, тупо уставившись в пространство. В голове мелькали картинки прошлого, как на кинопленке…

…На просторах южных Манычских степей уютно раскинулось село Дивное, с добротными домами, большими подворьями, окруженное зеленью садов.

Сад Дымовых славился своей красотой. Чего у них только не было! Вишневые и черешневые деревья стояли стройными рядами, и их благоухание распространялось далеко вокруг. Абрикосы и сливы были посажены вдоль забора, граничившего с соседним двором, и Веруня любила прятаться в их ветвях, наблюдая, как противная соседка Любка выпускает задним двором хахаля. Виноградные лозы вились по стенам беседки, которая была излюбленным местом отдыха отца, здесь он позволял себе небольшую передышку за чашкой чая. В другой стороне сада наливались соком груши и яблоки, за ними алыча. Розовый бархат малины и упругие ягоды красной и черной смородины купались в неге солнечных лучей в дальнем конце этого великолепного сада, молва о котором шла далеко за пределы Дивного. Между двумя деревьями тутовника, раскинувшими свои кроны в самом центре этого буйства зелени и создававшими приятную прохладу в жаркие дни, висел гамак, где ее старший брат Мишка любил дремать в послеобеденную жару. Здесь-то и устроилась, свернувшись комочком, тринадцатилетняя Вера.