Второгодник - стр. 3
Похоже, она почувствовала взгляд, обернулась и посмотрела на меня, еще не вынырнув из книжных событий.
– Сыночек, ты проснулся? Слава Богу! Я уж надежду стала терять… Ты спишь больше суток!
– Мамочка… – я улыбнулся и снова уснул.
Когда проснулся следующий раз, то было светло. Мама, стараясь не шуметь, одевалась, а мое тело было полно сил, во всяком случае – так казалось.
– Сыночек, проснулся? Как ты себя чувствуешь? Есть хочешь? Что-нибудь болит? – мама всегда ставила еду выше всяких там болячек. Кормить меня она могла без остановки весь день, и если я говорил, что есть не хочу, то воспринимала такую неправильность, как сигнал к атаке. Приходилось позорно убегать с поля боя. Но сейчас есть хотелось, причем зверски, что и сказал маме. У нее открылось второе дыхание, и частота движений возросла в разы, поднимая ветерок и закручивая его по стенам. Через мгновение торнадо квартирного масштаба вылетело на кухню.
Когда я увидел на столе до боли знакомую чугунную сковородку с жареной картошкой и большой отбивной, то понял, что одно чудо в моей жизни все-таки случилось, и меня перенесло по волнам времени к моей молодой маме. Разглядывая картошку, вдыхая ее аромат, постепенно и с большим удовольствием свыкался с мыслью, что эта женщина, которая пахнет, как мама, говорит, как мама, и готовит, как мама, не может быть духом, сном или чем-то иным. Это просто настоящая МАМА!!! А я ее семилетний сын, которому внутри шестьдесят один год. Приснится такое не могло. Ну, никак! Дела!!!
Сделав утренние дела и приблизившись к столу, мое существо, все чувства, ощущения и прочие рецепторы услышали, увидели, унюхали это божественное блюдо, которое последний раз попадало мне на зуб еще в школьные годы. Это чудо называлось – мамина картошка «по-царски». Божественно, непередаваемо, бесподобно! Мне казалось, что я чувствую запах каждой картошинки в отдельности, каждой лаврушинки и перчинки – таким острым было мое восприятие. Удивленно оглянулся – и вдруг сотни разных запахов и звуков пронзили меня своей ясностью и в то же время неуместностью. Ничего похожего испытывать мне не доводилось.
Эту мистику трудно описать и понять. Похоже, детские рецепторы и органы чувств работают не так, как у взрослых, а на полную катушку и несут несравненно больше всяческой информации. С годами мы эти способности постепенно, пропорционально взрослению, теряем до тех пор, пока все вокруг не сделается пресным и перестанет приносить хоть какую-то радость.
– Сыночек, поешь и ложись, тебе еще рано вставать. Отлежись, а мне надо на работу сбегать. Я ненадолго, просто так не буду там высиживать.
Мама работала в библиотеке, а по совместительству ещё была и директором клуба. Все вместе это называлось культпросвет отделом, а мама – его руководителем. Начальник, однако! Она любила эту работу, и сельчане любили ее на этой работе. Они почтительно обращались к ней Валентина Ивановна, или просто – Ивановна, хотя ей было всего тридцать шесть лет.
Насладившись едой, я некоторое время бродил по комнате, а потом и по квартире. Меня завораживала открывшаяся мне какофония звуков, запахов и картинок, настолько все это нереально. Нереально в том смысле, что так не бывает, со мной никогда не было, но тем не менее вся эта катавасия наполняет окружающее ясным физическим смыслом. Парадоксальность ситуации заставила меня лечь на кровать и задуматься над простыми, на первый взгляд, вопросами: Все это сон или реальность? Я сплю? сошел с ума? или действительно перенесся в собственное тело семилетнего возраста?