Вторая вершина. Величайшая книга размышлений о мудрости и цели жизни - стр. 16
Нравственные экологии бывают локальными и распространяются, например, на отдельно взятый дом или офис, а бывают и масштабными – в таком случае они определяют ход развития целых эпох и цивилизаций. У древних греков и римлян был свой кодекс чести и свое представление о бессмертной славе. В конце XIX века парижские художники изобрели богемный кодекс, прославляющий индивидуальную свободу и творчество, в то время как по ту сторону Ла-Манша начала формироваться викторианская мораль с ее строгими нормами приличия и почитания. Нравственная экология незаметно определяет то, как вы одеваетесь, как говорите, чем восхищаетесь, а чем пренебрегаете, и какой видите свою главную цель.
Нравственная экология – это коллективный ответ на глобальные вопросы конкретной эпохи. Например, в середине XX века жители Северного полушария столкнулись с Великой депрессией и разрушительной мировой войной. Глобальные проблемы требуют глобальных мер. И люди вступали в армии, создавали профсоюзы, нанимались работать в крупные компании. Народы, втянутые в войну, сплотились. Так сформировалась культура, в основу которой легла необходимость вписаться в систему, соответствовать большинству, подчиняться авторитету, не выделяться и не брать на себя слишком многого. Суть этой нравственной экологии в одной фразой: «Мы все в одной лодке».
Дух этой культуры прекрасно передал Алан Эренхальт в своей книге «Затерянный город»[20], в которой он рассказывает о жизни некоторых районов Чикаго в 1950-х годах. Об индивидуальном выборе люди в то время и не думали. Даже будь вы звездой бейсбола вроде Эрни Бэнкса, вы бы ни за что не стали свободным агентом. Всю свою спортивную карьеру вы бы так и играли за Chicago Cubs. А будь у вас не такой акцент, не такой цвет кожи или пол, не видать вам работы ни в одном из модных офисных зданий в центре города. Правда, в то время существовала крепкая связь между человеком и местом, к которому они привязаны.
Доведись вам родиться в южной части Чикаго, то, вероятно, вслед за своим отцом или дедом вы бы отправились трудиться на завод Nabisco – по тем временам самую большую пекарню в мире, и вступили бы в «Международный союз пекарей и кондитеров».
Дома маленькие, кондиционеров нет, телевизор еще считается роскошью, поэтому в теплую погоду досуг коротают на крыльце или в переулках, а дети целыми днями носятся из дома в дом. И молодой домовладелец оказывался вовлечен в ряд общественных мероприятий: барбекю, встречи за кофе, волейбол, посиделки с детьми и постоянный обмен бытовыми товарами – отвертеться от которых, по словам Эренхальта, «удавалось только самым отчаянным одиночкам».
Если бы вам понадобилось пойти в банк, ваш выбор скорее всего пал бы на местный Talman Federal Savings and Loan. За мясом вы бы ходили к местному мяснику по фамилии Бертуччи. В то время порядка 62 % американцев считали, что ведут активную духовную жизнь, так что, поселись вы в этом районе Чикаго, ходили бы по воскресеньям в Приход Святого Николаса – слушать проповедь доброго отца Феннесси на латыни. А детей, скорее всего, отправили бы в местную приходскую школу – дрожать от страха в ежовых рукавицах отца Линча.
В политике беспартийным было нечего делать. А вот примкнуть к «машине Босса Дейли»[21]