Вторая попытка - стр. 38
– Шекспир в переводе Маршака. Девяностый сонет. Что-то не так?
– Не знаю, – капризным тоном избалованного поэтическими шедеврами знатока молвил Купец. – Может, это и Маршак в переводе Шекспира, а может, наоборот, Омар Хайям в переводе Ходасевича…
– Нам, Брамфатуров, переводы без надобности! Ты нам оригинал давай, а мы сравним, Шекспир это или Саят-Нова, – не скрывая скепсиса заслуженного шекспироведа, распорядился Чудик Ваграмян.
Биологичка в полной растерянности хлопала глазами, дивясь на невероятное и, тем не менее, очевидное Божие чудо: на то, как двое завзятых неуков рассуждают о поэзии, причем не о каком-нибудь уличном ашуге, с его тюремной лирикой и музой-рецидивисткой (Вах, какая доля воровская – Сижу я за каменной решеткой – А тачка-тачка лагерный жена…), а о самом Уильяме, понимаешь, о Шекспире!
Брамфатуров между тем, не входя в препирательства, покладисто выдал то, что назвал 90-м сонетом, на языке оригинала:
– Hate – значит «ненавидеть», – включилась в диспут Маша Бодрова. – Что-то я не заметила в твоем переводе никакой ненависти…
– Это не мой перевод, это – Маршака. Но если тебе, Маша, необходима ненависть, то есть перевод Кушнера, в котором она присутствует.
– Врет твой Кушнер, нет там никаких туч! – радостно прервал чтеца Седрак Асатурян. – Туча по-английски cloud, а это слово в оригинале отсутствует!
– Правильно Седрак говорит, – вмешался будущий калифорнийский обыватель Артур Гасамян, – нет там никаких туч, а есть смерть на кресте…
– Так я и знал! – вскричал Ерем в негодовании. – Опять этот Брамфатуров нас за нос водит!
– На каком еще кресте! – пришла в себя Вилена Акоповна. – А ну прекратить безобразничать! Брамфатуров, это все ты виноват! Не смей отвлекаться! У нас урок биологии, а не литературы… и даже не физики, – мстительно ввернула Антилопа. – Или ты отвечаешь, что ты знаешь о почковании «во-вторых», или получаешь все свои девять двоек и…
– И отправляюсь на крест вслед за Христом и Шекспиром? – сострил безобразник, но тут же выразил горькое сожаление по этому поводу: – Вилена Акоповна, каюсь, это была дурацкая шутка, достойная какой-нибудь безмозглой амебы, а не высшего млекопитающего, к числу которых я, к вашему глубочайшему сожалению, принадлежу. Итак, во-вторых, я знаю, что почкованием занимаются некоторые многоклеточные организмы. Например, пресноводная гидра. Прошу не путать ее с Лернейской гидрой, ставшей второй жертвой отморозка Геракла. Хотя Лернейская гидра и жила в болоте, то есть тоже была пресноводной, но по размерам несколько отличалась от простейшей своей тезки. И не только по размерам, но и по способу размножения. Если обычная пресноводная гидра почкуется с помощью группы клеток обеих слоев стенки тела, то Лернейская разновидность гидр размножается совершенно иначе и лишь в специфических условиях смертельной опасности. Это даже нельзя назвать размножением в обычном смысле слова, поскольку появление новой особи происходит по принципу народной поговорки – «за одного битого двух небитых дают». То есть вместо одной удаленной с помощью дубинки головы, вырастают сразу две новые. Причем, судя по сказаниям о Геракле, новорожденные головы уже обладают житейским опытом, отличают врагов от друзей и одержимы зверским аппетитом…